Семен Бабаевский - Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 2

— Очерк тоже меня интересует, а без фельетона нельзя. — Он встал, потер руки и сказал: — Какая же газета без фельетона! А на Хворостянкина, скажу тебе по секрету, у меня давно рука чешется… Это же готовый тип — бери и пиши. И напишу. Посмотришь, очень будет ко времени.

— Илюша, — сказала Татьяна, ласково посмотрев на редактора, — ты меня хоть немного уважаешь?

— Мало сказать — уважаю, ты это знаешь.

— А все же покамест не пиши о Хворостянкине… Я тебя прошу. — И, желая перевести разговор на другую тему и зная, о чем надо поговорить с Ильей, она спросила: — Илюша, как твоя повесть?

— Порадуйся за меня: закончил! Послал прямо в Союз писателей, пусть посмотрят и оценят. Там я и тебя немного описал.

— Да ну?! — воскликнула Татьяна. — И не дал прочитать.

— А будешь слушать? — Илья расстегнул портфель. — Вот черновой экземпляр, я его всегда ношу с собой. Могу читать хоть все сразу.

Не успела Татьяна ответить, как отворилась дверь и в комнату вошел Прохор Ненашев, а за ним Ирина. Прохор снял шапку-ушанку, погладил лысину, протер слезившиеся глаза и сказал:

— Татьяна Николаевна, у нас все готово, остановка за проводом.

— Дядя Прохор, завтра провод будет, — сказала Татьяна и подошла к Ирине. — Иринушка, ну как наша ферма, нравится?

— Ферма-то хорошая, — сказала Ирина, — а вот с механизацией дело затянулось… Нам с дядей Прохором уезжать пора.

— Еще дня два побудьте у нас, — сказала Татьяна и обратилась к Стегачеву: — Илья Васильевич, а что, если бы нам организовать читку твоей повести вечером, в клубе? Пусть бы все послушали, да и гости наши в этом приняли бы участие. Прохор Афанасьевич, вы очень любите громкую читку?

— Люблю всякую, — ответил Прохор, — и громкую, и тихую…

— Если всем будет интересно послушать, я готов, — ответил Илья.

— Конечно, интересно, — сказала Ирина.

— Ну вот, мы так и порешим, — заключила Татьяна. — А теперь все пойдемте ко мне обедать.

Они вчетвером прошли по улице, завернули в переулок, и когда входили во двор со знакомым низеньким плетешком, Татьяна заметила стоявшего на углу Григория, и сердце у нее снова защемило.

Час был уже поздний, когда кончилось заседание бюро и Кондратьев, расправляя плечи и глубоко дыша, вышел из душного, накуренного кабинета.

Станица давно спала, вдали слышался одинокий лай собаки. Ночь была сырая и холодная. Небо моросило и моросило, дождь пробивался сквозь мельчайшее сито; с юга тянуло зыбкой свежестью, — видимо, в горах уже выпал снег, в остуженном воздухе пахло молодым и близким морозцем.

Вдыхая полной грудью и ощущая знакомую после долгого заседания боль в висках, Кондратьев подымал голову и поглядывал в сторону гор, — колючие, как льдинки, капельки приятно освежали лицо, проникали за воротник.

«Мы заседаем, — думал Кондратьев, — а зима нас не ждет, она вот, совсем близко… Как бы нам поспеть леса посадить до белых мух. Посплю часа два-три — и в поле…»

На рассвете, когда Кондратьев еще спал, а Наталья Павловна зажгла свет и начала собирать мужа в дорогу, под низкие дождевые тучи подплыл косматый туман и вся станица укрылась лохматой серой буркой. Наталья Павловна выходила из дому разузнать, какая погода, и видела размокшие улицы, голые сады, серые плетни и тяжело падающий на площадь дым из труб, — на всем, на что ни взгляни, лежала нерадостная печать поздней осени.

В калитку четким шагом вошел Алеша и, стуча каблуками, поднялся в коридор. На нем были кирзовые сапоги с железными подковами, совсем еще новенькая офицерская шинель, подтянутая широким ремнем, так что под него и палец не проденешь; через правое плечо лежала портупея, на голове кубанка, а за плечами висел башлык.

— Наталья Павловна, — сказал Алеша молодым голосом, — согласно приказанию, я уже подал машину… Как там Николай Петрович, на ногах?

— Алеша, и куда ты все торопишься? — заговорила Наталья Павловна, глядя на молодцевато подтянутого Алешу. — Погоди подавать машину, пусть еще малость поспит…

— Рад бы не беспокоить, а не могу, — почти отрапортовал Алеша. — Была команда подать машину. — Отвернул край рукава шинели, посмотрел на часы. — Все точно, по команде…

— Алеша, и когда ты отвыкнешь от этих слов? Ты находишься не при генерале… Теперь ты помощник секретаря райкома, и язык у тебя должен быть другой. А ты: «команда», «есть», «точно»… Да кто ж теперь так говорит?

— Так точно, теперь так не говорят! — отчеканивая каждое слово, ответил Алеша. — А я не могу: привычка! Так прикажете разбудить Николая Петровича?

— Обойдется и без приказа, сама разбужу, — сказала Наталья Павловна, направляясь в соседнюю комнату.

Спустя некоторое время из спальни следом за Натальей Павловной вышел и Кондратьев, на ходу застегивая подтяжки и щуря припухшие глаза. Кивком головы он поздоровался с Алешей, тот притронулся пальцем к курпею кубанки и прищелкнул каблуками.

— Алеша приехал к тебе с командой, — сказала Наталья Павловна, наливая в таз теплой воды. — Говорит, была команда, буди — и все!

— Правильно, — сказал Кондратьев, — так и надо… Алеша, ты все бумаги захватил? У меня на столе лежала карта лесных полос.

— И бумаги, и карта — все в машине, — ответил Алеша. — Советую, Николай Петрович, прихватить сапоги. В пути да и на местности ожидается жуткая грязища!

— Возьмем и сапоги.

Перед зеркалом Кондратьев потянулся, потрепал взъерошенные волосы, разгладил у глаз морщинки. «С каждым днем не молодею, а старею, вот что обидно», — подумал он и пошел умываться. Умывшись и вытирая лицо и шею, он опять остановился перед зеркалом, причесал мокрый седой чуб, затем надел гимнастерку и застегивая пуговицы, сказал:

— Вот я и готов… Алеша, цепи на колесах есть?

— Так точно, достал вчера вечером. Думаю, что маршрут преодолеем успешно.

— Дело идет к зиме, — заговорила Наталья Павловна, готовя на стол чай. — Может, Коленька, и валенки положить?

— Нет, обойдусь без валенок. Алеша, садись с нами чай пить.

— Благодарю, с заправочкой у меня полный порядок! — И Алеша ударил ладонью о ремень. — Жена своевременно побеспокоилась — и чай пил, и завтракал… Так что разрешите мне отбыть к машине.

Любуясь и выправкой и молодцеватым видом своего помощника, Кондратьев только кивнул головой, и Алеша, умело повернувшись на каблуках, вышел из комнаты, стараясь как можно тише стучать подковами.

— Что-то не нравится мне твой помощник, — сказала Наталья Павловна, наливая мужу чай.

— Почему ж он тебе не нравится? — спросил Кондратьев, намазывая на хлеб масло. — Парень он честный, исполнительный, слову своему хозяин, а главное — боевой и неунывающий. Дай ему любое поручение — и он выполнит с удивительной точностью. Я еще не знаю случая, чтобы он сказал: «Нельзя сделать, не могу сделать…»