Зигмунд Скуинь - Кровать с золотой ножкой

— Родригес? Вот тебе моя рука, считай, ты не менял работы. Чтобы не путаться, буду звать тебя Хосе.

Человек медленно поднялся и, протягивая руку, шагнул навстречу Эдуарду.

— Ты хром на одну ногу?

— На обе.

Так начался мундосский период деятельности Эдуарда, самый трудный. В полном одиночестве вел он долгую, неравную борьбу, ни на миг не помышляя об отступлении, не давая воли сомнениям. Но годы шли, и что-то в нем перегорело, может, просто выветрилось, выкрошилось, незаметно, буднично — как со временем даже у крепких дубов крошится и выветривается сердцевина. Что-то изменилось. Нет, это не было ощущением пустоты, напротив, его все больше давила — на плечах или в душе — растущая тяжесть. Но он научился стойкости и терпению. Уже не торопился в лихорадочной спешке распутывать каждый узел борьбы, словно последнюю застежку одежды любимой женщины, теперь он действовал хладнокровно, расчетливо, методично, как профессиональный боксер в двенадцатом раунде. Пламя из него не вырывалось с ревом к небесам, а горело с постоянным и ровным накалом; даже при желании его было не просто погасить.

Часть приобретаемых для лавки сувениров Эдуард отсылал в соседние страны, в обмен получая другие товары. Время от времени он совершал деловые поездки по городам Мундосы. Магазин на время его отлучек не закрывался, хотя Хосе не имел обыкновения стоять за прилавком и к деньгам не прикасался, а просто сидел на пороге, поскрипывая протезами. Если появлялся поставщик товаров из провинции, он вёл его наверх, в квартиру, показывал, где расположен туалет. Однажды в подвале дома довольно долго укрывался человек со свежей раной на ноге. В общем и целом случай заурядный — перестрелки в Суаресе были не редки. Многие отсиживались в подвалах. На этот раз, однако, по городу были расклеены листовки, сулившие за голову этого человека двадцать пять миллионов крузейро. Это был рабочий лидер Хесус Нико. Благополучно избежав застенков тюрьмы Пренса, он с надежными документами позже переправился на Ямайку.

Эдуард вполне доверял Хосе, хотя излишней откровенностью они друг друга не обременяли. Сидеть за одним столом Хосе отказался, во время обеда он с полотенцем на левой руке стоял за спиной Эдуарда и тихим голосом пересказывал последние городские новости, которые ухитрялся узнавать раньше, чем они попадали в специальные выпуски газет. В городе у них был один совместный маршрут — воскресным утром оба, в сомбреро, в надраенных до блеска сапогах на высоких каблуках, пересекали площадь, направляясь в церковь Санхуана Марии Вианнейи, — Эдуард впереди, Хосе, прихрамывая, в нескольких шагах позади. И в церкви Хосе становился не рядом с Эдуардом, а у него за спиной. Когда Эдуард по этому поводу сделал ему замечание, Хосе только пожал плечами.

— Не хочу, чтоб надо мной смеялись.

— Чего ж тут смешного?

— Я так скажу, мисор {16} 16 Сокращение испанских слов «мой сеньор». : жир всегда сверху, вода снизу.

— С чего ты взял, что ты вода? Ты тоже жир.

— Все равно, может, и жир. Но у жира тоже есть верх и низ.

Жалованье Хосе получал первого числа каждого месяца, и тогда он на ночь исчезал из дома. А поутру бывал на месте — чисто выбритый, душистым мылом отмывшийся; трогательны были его старания дышать в сторону, чтобы перегар кукурузной водки не слишком перешибал запах лаванды.

Однажды в разгар очередного мятежа в лавку ворвались солдаты. Эдуард со сдержанной улыбкой вышел навстречу и спросил, чем может быть полезен. Солдаты вели себя странно, что-то говорили о проверке, а сами, сбившись в кучу, то ли ждали сигнала, то ли пытались о чем-то условиться. Убедившись, что улица пустынна, они убежали.

Раздвинув занавеску, отделявшую лавку от небольшого склада, Эдуард увидел Хосе с курковым пистолетом на взводе.

— Я грешным делом подумал, они собираются вас увести, — как бы извиняясь, произнес Хосе.

— И что бы ты предпринял в таком случае? Открыл пальбу, что ли?

— А как же иначе, — ответил Хосе, засовывая пистолет за пояс.

Будучи здоровым мужчиной в расцвете лет, Эдуард с первых дней переезда в Мундосу всерьез стал подумывать о женитьбе. Какое-то время он вполне мог обойтись без женщины, однако никогда не ставил себе это в заслугу. Случайные, сгоряча начавшиеся и скрепя сердце оборванные связи лишь подогрели тоску по упорядоченной жизни. Чувство неудовлетворенности, как острый обломок зуба, постоянно о себе давало знать. И от дел отвлекало, понуждая к унижающим достоинство похождениям.

К сожалению, на пути создания семьи появились препятствия, задумать оказалось проще, чем исполнить. Быть может, свою роль сыграл и возраст, но Эдуарду явно не хватало той бездумной тяги к приятным утехам, некогда естественно и просто приводившей его к женщинам, что-то для него значившим. Стоило ему со строгой меркой подойти к предполагаемой подруге жизни, и писаная красавица превращалась в скопище недостатков. Во всяком случае, отчуждение и отталкивание затмевали желание и влечение. И даже когда женщина казалась вроде бы достойной, брали верх побочные мысли: ненадежность положения, мысль о том, что силы порастрачсны, а все вместе взятое действовало отрезвляюще. Приходилось считаться и с условностями, на которые он раньше не обратил бы внимания, но здесь они становились существенными преградами: религия, социальное положение, обычай, общественное мнение. И — уж это яснее ясного — не мог он себя связать супружескими узами с человеком, принадлежность которого к той или иной политической группировке при частых сменах власти в Мундосе превратила бы его в открытую мишень.

Решение нашлось банальное, но вполне подходящее. В одну из поездок по сельским районам Эдуард познакомился с Марией Эстере, ткачихой, изготовлявшей пончо, по местным понятиям уже немолодой, но удивительно бодрой, прямо-таки излучавшей здоровье вдовой. Мария Эстере была смешанных кровей, внешне почти ие тронутая цивилизацией, зато сама по себе цельная, со всеми необходимыми для существования естественными ценностями, как клубень картофеля или зерно кукурузы. Жизнь принимала без лишних сложностей, почитая очевидным, что мужчине нужна женщина, а женщине мужчина.

Она растила троих сыновей. Ее мужа призвали в армию, но он переметнулся на сторону мятежников, заболел дизентерией и умер. Рассудив, что в одиночку крестьянский труд ей не по силам, Мария Эстере занялась ткачеством. За довольно крупную сумму Эдуард ее выкупил у местного патрона — организационные основы ремесленных промыслов в тех местах чем-то напоминали контроль мафии над проституцией. С тех пор Мария Эстере работала самостоятельно и даже скупала для лавки Эдуарда кое-какие ремесленные изделия. Для поездок в филиал Эдуард приобрел мотоцикл.