Семен Бабаевский - Собрание сочинений в 5 томах. Том 4

— Я совершенно здоров, и харчи у меня, как говорится, нормальные, — нехотя ответил Щедров. — Я такой от природы, и полным, как тебе известно, никогда не был.

С ящиком черешни вошел Ануфриев, кивком поздоровался со Щедровым. Поставив отливавшие свежестью румяные ягоды, Ануфриев вытянулся перед Калашником.

— Это что такое, Ануфриев? — спросил Калашник, глазами указывая на ящик.

— Черешня! — живо ответил Ануфриев.

— Вижу, не слепой, — весело сказал Калашник. — Кто это ухитрился положить в машину ящик?

— Два ящика, — уточнил Ануфриев, — Ярошенко сказал, что в дороге пригодится. Тарас Лаврович, какие будут указания насчет ночлега? В Усть-Калитвинской недавно вступила в строй гостиница.

— Отставить гостиницу! Заночуем у Антона Ивановича, — приятным баском и все так же весело говорил Калашник. — Антон, найдется для нас местечко?

— Безусловно! Дом большой.

— Только насчет постели не беспокойся. Со мной ездят подушка, матрац, одеяло, простыни. Без этих принадлежностей в дороге не обойтись. Часто приходится ночевать прямо в поле, в машине или на копне сена.

— Где это так рано созрела черешня? — спросил Щедров.

— В том же Марьяновском, у твоего соседа слева, — приятно улыбаясь, ответил Калашник.

— Тарас Лаврович, ужин готовить? — спросил Ануфриев.

— Скажи хозяйке, Анне Егоровне, она сама приготовит, — за Калашника ответил Щедров.

Ужин подавала Ульяша. В коротком платье, в белом переднике, со смешинками на шафрановых щеках, она так приглянулась Калашнику, что он, не зная, как бы сделать девушке что-то приятное, наполнил тарелку черешнями и сказал:

— Возьми, Ульяша! Ты такая же прекрасная, как и эти ягоды!

— Спасибо, — сказала Ульяша. — Скоро в саду своя созреет.

И ушла.

— Антон, чья красавица? — спросил Калашник.

— Внучка моей хозяйки.

— Прелестная дивчина! Вот она, настоящая русская красавица! В натуре! Все в ней гармонично, все прекрасно. Мила, красива, ничего другого не скажешь. Вот, Антон, в кого бы тебе влюбиться! А?

Щедров промолчал.

После ужина, прохаживаясь по комнате, Калашник весело спросил:

— Антон, что у тебя с ответами на вопрос, как жить? Отыскал в реальной жизни положительные примеры?

— Отыскал. Но пока что немало и отрицательных.

— Значит, таких, которые дают ответы не на вопрос, как жить, а на вопрос, как не надо жить? Так я тебя понял?

— Совершенно верно.

— А почему же их так много?

— Надо полагать, потому, что в Усть-Калитвинском немало развелось тех., кто привык жить не так, как надо.

— Преувеличиваешь, Антон?

— Нисколько. Вчера я был на партийном собрании в «Заре». Общее собрание коммунистов исключило из партии известного тебе Логутенкова и секретаря партбюро Листопада.

— За что?

— На протяжении многих лет Логутенков и Листопад со своими дружками воровали колхозные деньги, строили себе дома, пьянствовали. Те же дружки Логутенкова и Листопада учинили драку и избили Огуренкова. Сейчас он находится в больнице. Ведется следствие.

— Не кажется ли тебе, Антон, что собрание поступило слишком сурово?

— Нет, не кажется, — ответил Щедров. — Не кажется потому, что тех, кто своими поступками позорит партию, следует не то что исключать, а железной метлой выметать из наших рядов.

Понимая, что разговор как-то сам по себе начал отклоняться в нежелательную сторону и что он может привести к тому самому спору, начинать который сегодня не хотелось, Калашник стал расспрашивать Щедрова о том, какие в Усть-Калитвинском виды на урожай озимых; как в районе подготовлен машинный парк и есть ли запасные части для комбайнов и тракторов. Спросил и о запасах горючего и смазочного материала, а также о мобилизации на время хлебоуборки грузового автотранспорта; сказал и о том, что во всех районах, где ему в эти дни довелось побывать, колосовые обещают дать урожай выше среднего, а в Марьяновском даже высокий.

— А в каком состоянии зерновые в Усть-Калитвинском? — спросил Калашник.

— Хвалиться не буду, завтра увидишь, — сухо ответил Щедров, недовольный тем, что Калашник так неожиданно перевел разговор на урожай. — Пшеница у нас, в общем, приличная. Выручили майские дожди.

— Хорошо, завтра посмотрим. А сейчас наметим маршрут. — Калашник увидел Ануфриева; тот нес на веранду постель. — Ануфриев! Прошу на минутку!

— Постель готова! — отрапортовал Ануфриев.

— Запиши себе план завтрашней поездки. — Калашник обратился к Щедрову: — Так что, Антон, с какой станицы начнем?

— Можно с Вишняковской. — Щедров видел, как Ануфриев раскрыл блокнот и уже что-то записывал. — «Эльбрус» — хозяйство крупное, передовое. Затем поедем в елютинский «Кавказ», а оттуда — в старо-каланчевский «Октябрь». Как, Тарас, трех станиц тебе хватит?

— Вполне.

— На этом и затвердим? — деловито осведомился Ануфриев, закрывая блокнот. — Теперь позвольте мне. Значит, условимся: Вишняковская — завтрак. Обед, полагаю, будет не в Елютинской, а в Старо-Каланчевской. Вы согласны, Тарас Лаврович? — Увидев на лице Калашника одобрительную улыбку, Ануфриев, как и полагается деловому человеку, решительно снял телефонную трубку. — Любезная! По просьбе Антона Ивановича срочно соедините этот аппарат поочередно: Вишняковская, «Эльбрус», — товарища Застрожного, Елютинская, «Кавказ», — товарища Черноусова, Старо-Каланчевская, «Октябрь», — товарища Крахмалева. Только побыстрее… А! Уже соединили? Прекрасно! Салют, товарищ Застрожный! Говорит Ануфриев. Николай Федорович, так поздно, а ты все еще в правлении? А я из Усть-Калитвинской. Завтра с восходом солнца будем в Вишняковской. Да, Тарас Лаврович и Антон Иванович. Нет, не откажемся. Даже наоборот, позавтракаем с удовольствием. Соленые арбузы? В мае? Да неужели? Отличная штука под рюмку коньяка! Ну, до завтра!.. Салют, Черноусов! Беспокоит Ануфриев! Андрей Андреевич, завтра, примерно после двенадцати, будем у тебя. Кто? Тарас Лаврович и Антон Иванович. Нет, нет, обойдемся. Ничего не надо, не беспокойся, мы голодны не будем. Да, решительно!.. Доброго здоровья, товарищ Крахмалев! Приветствует Ануфриев! Тебя что, отыскали дома? Отлично, превосходно работает связь! Степан Петрович, слушай меня внимательно. Завтра жди Тараса Лавровича и Антона Ивановича. Во второй половине дня. Да, да, ты угадал: обедаем у тебя. Особо не старайся, но и не подкачай. Лично я не сомневаюсь! Степан Петрович, ты полагаешь, что лучше всего не в Домике рыбака, а на лоне природы? Берег Кубани, лес, холодок, трава? Ну что ж, тебе виднее. Будет и рыба? Я знаю, ты заядлый рыбак! Будь здоров! — Положил трубку и посмотрел на Калашника с выражением исполненного долга. — Тарас Лаврович, полный порядок!

— Ну, а теперь можно и на боковую, — сказал Калашник. — Ануфриев! Подними нас на рассвете. Как это говорится: доброе дело надо начинать с утра. Люблю ехать по утреннему холодочку! Навстречу летит эдакая дымчатая синь. А воздух чист и прохладен, и по обочинам дороги — трава в серебре росы. Красиво!