Семен Бабаевский - Собрание сочинений в 5 томах. Том 3

— Алексей Фомич! Вечер добрый! Как съездили в Южный? — Голос веселый, ласковый. Это Верочка шла от ворот, улыбалась Холмову, не скрывая своей радости видеть его. В руках у нее приметный кувшинчик. — Что-то вид у вас грустный, — говорила она. — Неужели неудача? А вы не грустите.

Он обрадовался приходу Верочки. Хотел сказать ей что-то хорошее, теплое и не сказал. Помешала Ольга. Она появилась на веранде, говоря:

— А! Соседушка! Опять с молоком? А мы теперь покупаем на рынке!

— Такого на рынке не найдете. Это подарок.

— В подарках не нуждаемся. — Ольга искоса посмотрела ка Холмова. — Соседушка, а где ты столько времени пропадала?

— Там, Ольга Андреевна, где я, как вы выразились, пропадала, меня уже нету, — смело ответила Верочка. — Теперь я снова дома. Но вот беда. Пока меня не было, Мошкарев слег. Открылся у него радикулит. Из-за козы! Пришлось, бедняге, доить козу. Очень низко нагибался, вот через то и поясница разболелась. А еще, пока меня не было, он купил свою любимую пластинку. Ту, что отобрал у него Чижов. Как начинаются у него боли, так и включает «А Ивановна за рулем сидит…» Этим сигналом меня зовет. Вот, слышите? Включил! Шут с ним, пусть включает. Все одно не пойду!

Разорвала, расколола тишину веселая песенка про Ивановну, что сидит за рулем. Или потому, что пластинка была новая, или потому, что радиола была включена не на полную громкость, только голос певицы звучал приятно и не так крикливо, как раньше. Слушая песенку, Холмов не испытывал к ней прежней неприязни, и слова «А Ивановна за рулем сидит» казались ему обычными словами. Может быть, он не испытывал неприязни к песенке потому, что теперь его волновали иные мысли и иные чувства? Он снова и снова обращался к встрече с Проскуровым.

Как это было?

Холмов поднялся по знакомой лестнице на второй этаж. Вошел в свой кабинет. Все тут было привычно, знакомо. Сердце заныло, защемило.

Проскуров вышел из-за стола, обнял Холмова и сказал:

— Привет, привет, дорогой Алексей! Очень хорошо, что ты приехал! — В ящике стола взял знакомую Холмову тетрадь. — Вот, чтоб не забыть. Возвращаю твою тетрадь. Прочитал и продумал.

— Ну и что скажешь?

— Смело, смело. И самокритично. Не все, разумеется, бесспорно, но и не все спорно. Но смело! Как, оказывается, полезно нам почаще заглядывать в томики Ленина. Я читал твои записи и думал: наше, Алексей, счастье, что есть Ленин, человек, который служит для каждого из нас и барометром нашей совести, и компасом наших поступков. Я часто думаю… — Проскуров не сказал, о чем он думает, взял телефонную трубку, набрал номер и, улыбаясь, сказал: — Лена! Спешу тебе сообщить. У меня Алексей Фомич! Только что. Обязательно придем. Наконец-то мы сможем угостить обедом в его же доме. Жди, мы скоро.

Знакомая Холмову девушка Нюся из буфета, в том же белом фартуке и в кружевном кокошнике, такая же улыбчивая, веселая, принесла чай. Сияющими глазами смотрела на Холмова.

— Алексей Фомич, вы снова здесь?

— Вот приехал к Проскурову чаю попить.

Они пили чай. Холмов рассказывал о том, что видел и с кем встречался во время своего путешествия. Говорил обо всем и подробно. Проскуров прохаживался по кабинету, заложив руки за спину. Иногда подходил к столу и, не садясь, что-то записывал в настольном блокноте.

— Твои встречи и наблюдения весьма важны, и кое-что я помечу для себя, чтоб не забыть, — говорил он. — И легенда о Каргине забавна. Интересны, жизненны высказывания Сагайдачного. Хорошо, что повидался о семьей Радченковых. И ты прав, когда говоришь, что худших руководителей следует заменять лучшими. Но вот с кадрами у нас плоховато. А Ющенковым обязательно поможем. Я сегодня же сам позвоню Рясному.

И снова медленно ходил и слушал. Когда речь зашла о том, кем же заменить в Камышинском умершего Стрельцова, Холмов порекомендовал Анатолия Величко. Проскуров подошел к столу, хотел что-то записать и не записал.

— Нет, Величко не подойдет, — сказал он. — Молод, да к тому же мечтатель и фантазер.

— Что молод и мечтатель — это хорошо, — возразил Холмов. — Взгляд на жизнь у него правильный.

— А история с анкетой? Он же выговор заработал.

— Ничего в этом нет крамольного…

— А если поставить Руднева? — не слушая Холмова, спросил Проскуров. — Этот и молод, и район знает, и энергии у него хоть отбавляй.

— Вот Руднева как раз и нельзя рекомендовать. Руднев совсем не тот человек, какой сейчас нужен камышницам. Хорошо послать бы туда еще одного Сагайдачного.

— А где его взять? — спросил Проскуров. — Да, Алексей, плохо с кадрами. Даже у нас, в Южном. Недавно открыли новый широкоформатный кинотеатр «Родина». Тот, что начали строить еще при тебе. Отличное здание, а директора никак не могли подобрать. И знаешь, кто стал директором «Родины»? Виктор Чижов.

— Вот как! Сам пожелал?

— Сам. Захотел попробовать силы на самостоятельной работе.

— А ты как же без Чижова?

Наступившее молчание обоим показалось и ненужным и тягостным. Тогда Холмов, смущаясь, наигранно весело сказал, что так как с кадрами плохо, то он и приехал к Проскурову просить работу для себя. Проскуров принял эти слова, за шутку, но по кабинету ходить перестал. Сел к столу, с горькой улыбкой посмотрел на Холмова, удивленно пожал плечами и сказал:

— Значит, тебе нужна работа?

— Нужна, и даже очень.

— Ты всерьез или так, шутки ради?

— Какие могут быть шутки? Шутить, Андрей, я не намерен и не умею.

— Алексей Фомич, возвращайся на свое старое место! — Проскуров насильно рассмеялся. — А что? Работа тебе хорошо знакома, кабинет тоже. Только вот беда: сами мы решить этот вопрос не можем.

— Как раз на свое бывшее место я и не претендую, — ответил Холмов. — Мне нужно дело, где бы я мог приносить посильную помощь.

— Какое же дело?

— Ну, возьми меня, к примеру, инструктором обкома. Дело живое, всегда в поездках. Надеюсь, тебе нужны хорошие инструкторы.

— Нужны, а тем более хорошие. — Проскуров снова через силу усмехнулся. — Но как же я возьму тебя инструктором? Ведь ты же Холмов! Бывший секретарь обкома стал инструктором? Ничего смешнее и придумать нельзя. К тому же я не хочу иметь тебя в своем подчинении. Надеюсь, это можешь понять?

— Не сердись, Андрей, но понять это трудно, — спокойно ответил Холмов. — Если нельзя мне быть инструктором, тогда пошли секретарем райкома, В самый отстающий район, допустим, в Камышинский. Кстати, там сейчас нужен секретарь.

— Тоже не годишься.

— Почему? Объясни.

— Все потому, дорогой Алексей Фомич, что ты Холмов!

— Какого черта — Холмов да Холмов! Заладил одно и то же. — Холмов поднялся и подошел к столу. — Или боишься, что не буду соблюдать демократический централизм? Как коммунист, даю слово.