Семен Бабаевский - Собрание сочинений в 5 томах. Том 5

— В это лето непременно приедем всем семейством, — пообещал Дмитрий. — Возьму отпуск — и к вам.

— А ну, еще погляди на меня, Митя. — Мать поближе подсела к столу. — Что-то ты невеселый? Или по службе неприятности?

— Сам не знаю, почему-то вдруг взгрустнулось, — ответил Дмитрий. — Или потому, что увидел хату, двор, белолистки, осокорь… Надо бы отцу новый дом поставить. Старушка хата свое отжила. Поговорите с отцом. Я специально для вас сделал бы проект, помог бы деньгами. Максим, Дарья, Степан рядом, тоже помогли бы. Взялись бы сообща…

— Зачем нам новый дом? — Мать помолчала. — Вы, старшие, уже разлетелись куда кто, младшие тоже, по всему видно, не усидят дома. А нам с отцом и в этой хатыне хорошо. Жилище привычное, родное, как же с ним расстаться?

Дмитрий поднялся, поблагодарил мать за угощение, взглянул на часы.

— Сынок, уже уезжаешь? — спросила мать. — Заночевал бы у нас, вечером и батько, и Гриша будут дома. Степа тоже обещал приехать…

— Не могу, в четыре часа меня ждет Солодов. А вы знаете, Солодов опозданий не любит. Поеду.

Мать проводила Дмитрия за калитку. Стояла и затуманенными глазами смотрела на удалявшуюся по пустынной улице машину.

По натуре Солодов был молчалив, ему, очевидно, приятнее было думать, нежели говорить. Подолгу и с каким-то нескрываемым удовольствием он выслушивал собеседника, не проронив при этом ни слова. С виду казался человеком скучным, замкнутым, можно было подумать, что ему неведомы ни улыбка, ни тем более смех. Когда он слушал, грузная его фигура наклонялась к столу, словно он выбирал позу поудобнее, совершенно белая голова опиралась на ладонь правой руки, глаза закрыты. Очевидно, так ему легче было думать и вникать в смысл чужих слов. И на заседаниях чаще всего молчал, давая возможность вволю поговорить другим, не перебивая репликами даже самых пылких ораторов.

Длинный, пересыпанный мудрёными словами рассказ Дмитрия Беглова тоже слушал внимательно, терпеливо. А Дмитрий, разложив на столе чертежи, говорил о выгоде своего проекта, убеждал Солодова, что холмы близ станицы Холмогорской — это как раз и есть то место, где должны подняться промышленные корпуса.

— Митрофан Нестерович, согласны ли вы со мной? — спросил Дмитрий. — У вас может возникнуть вопрос: почему на холмах? Да, да, именно на холмах! Сама природа как бы пошла нам навстречу. В том-то и суть, что ни в районе, ни даже во всем Южном нет такого проекта, как этот. Митрофан Нестерович, этим проектом мы, как говорится, убиваем сразу двух зайцев: используем для дела бросовую землю и получаем большую экономию в строительстве и монтаже поточных линий. Поймите, только потому, что уроженец Холмогорской, я смог прийти к мысли об использовании холмов. О чем я вас прошу? О поддержке! Только об этом… Ваше слово… Митрофан Нестерович, взгляните на чертежи. По вашему совету я только что еще раз все проверил на местности. Обратите внимание: холмы дают нам возможность поднять корпуса и автоматические линии. Взгляните сюда…

«Молод, пригож собой, говорит бойко, без запинки, и приходится удивляться, что он, сын Василия Беглова, ничуть не похож на своего отца, — думал Солодов, глядя на чертежи. — Сын закоренелого хлебопашца, а говорит не о пахоте, не о посевах, — ничего отцовского в нем не осталось. Поставь рядом двух Бегловых — молодого и старого, и никто не скажет, что они отец и сын. Как он там, Василий Максимович, поживает? Давно мы не виделись. Все некогда, все разговоры, заседания, а время летит»…

— Таким образом, подача кормов из кормокухни, очистка помещения, водоснабжение, наконец, транспортировка животных…

— Не убеждай меня, Дмитрий Васильевич, — перебил Солодов. — Специалистам мы верим и доверяем… Но вот о чем хотел тебя спросить. У родителей побывал?

— Заезжал, с матерью повидался, — ответил Дмитрий. — Отец, как всегда, в поле.

— Поехал бы к нему. Как он поживает?

Дмитрий молчал, он ждал разговора о проекте. Да и не нравилось ему, что беседа без причины отклонилась от главной темы. А Солодов вышел из-за стола, заложил за широкую спину не гнущиеся в локтях руки и пошел по кабинету, седовласый, еще по-солдатски стройный.

— В войну, после госпиталя, я был направлен под Сталинград политруком артдивизиона, — не переставая ходить, говорил он тихо, забыв о проекте. — Там впервые я увидел солдата Василия Беглова. Оба мы были молоды, не знали, что такое усталость. После Сталинграда — новые бои, новые переходы, так мы дошли с ним до Берлина. Ко всему, что довелось нам тогда испытать и пережить, Василий Беглов относился спокойно. Мне нравилось и это его спокойствие, и какое-то свое, озабоченное, я бы сказал — хозяйское отношение к войне. Он служил примером для других артиллеристов не потому, что уже носил на груди Звезду Героя, что хотел как-то выделиться или как-то показать себя, а потому, что иначе жить на войне он не мог. Таким остался после войны.

— Митрофан Нестерович, что же вы скажете о проекте? — не вытерпев, спросил Дмитрий. — Может быть, вам еще что-то не ясно…

Не отвечая, Солодов приоткрыл дверь, сказал:

— Людмила Николаевна, соедините меня с архитектором.

Подошел к столу, взял телефонную трубку.

— Привет, товарищ Елистратов!.. Жди гостя, Дмитрия Васильевича Беглова. Он только что вернулся из Холмогорской. Обговорите вместе все детали и готовьте проект решения. Стройка в Холмогорской не терпит отлагательств… Мы-то терпим, по природе мы терпеливые, а вот время не терпит, подстегивает. — Положил трубку и обратился к Дмитрию: — Иди к Елистратову, он тебя ждет…

Еще не рассветало и в небе еще не погасли звезды, когда Василий Максимович вышел из хаты. Умылся возле колодца, прямо из ведра, причесал седую жесткую чуприну. Вернулся в хату и сказал Анне, что верши пойдет трусить со Степаном.

— Пусть хоть разок поглядит зорю на реке.

— Не буди, Вася, парня, не надо, — просила Анна. — Сам всю жизнь спешишь, торопишься, и детям от тебя нету покою. Пусть Степан поспит.

В сенцах, в темном углу, Василий Максимович отыскал цибарку, куда еще с вечера положил до черноты замасленные куски жмыха. Распространяя по двору запахи поджаренного подсолнечного масла, он с цибаркой прошел в сарайчик, где спал Степан. Прошел мимо мотоцикла к сбитой из досок кровати, ощупал подушку, одеяло и удивился: «Пусто… Вот она, какая штуковина, нету Степана»…

Вернулся в дом, сказал:

— Мать, а Степан-то еще и не ложился. Где пропадает?

— Сам был молодым, небось знаешь, где парни по ночам бывают.

— Может, зазоревал у своей раскрасавицы? Как ее? У Таисии…

— Иди, иди, буркун старый, а то рыба, не дождавшись тебя, из верши повыскакивает.

— Рыба никуда не денется, а вот с сыном, вижу, происходит что-то неладное. Уже дома не ночует. — Задержался в дверях. — И в армии ума-разума не набрался. Трактор бросил, потянулся к сочинительству. А кто будет пахать, сеять?