Семен Бабаевский - Собрание сочинений в 5 томах. Том 5

День уже разгорался, сухой, теплый, а в винограднике все еще было прохладно и сыро. Листья нависали зеленым шатром, сквозь них просачивались лучи выглянувшего из-за дома солнца. Максим уселся рядом с Дашей, и по тому, как он сочувственно посматривал на нее и, опираясь локтями о столик, приготовился слушать, она поняла, что брат догадывался о цели ее прихода. И она, ничего не утаив, рассказала и о тех мыслях, которые не давали ей покоя, и о том, что именно не нравилось ей в Барсукове, и о последнем разговоре с ним. Внимательно слушая, Максим сорвал виноградный лист и, покусывая черенок, искоса поглядывал на сестру. Когда Даша умолкла, он положил лист на стол и начал рассматривать на нем красноватые прожилки, как будто в них видел что-то для себя важное.

— Самый простой и самый верный совет — партком, — сказал он, не отрывая взгляда от листа. — Вынеси на партком вопрос о Барсукове и взгрей как следует.

— Видишь ли, взгреть, как ты говоришь, можно бы. Но нужно ли? — Теперь уже и Даша, наклонившись, рассматривала прожилки на виноградном листе, словно бы хотела что-то прочитать на нем. — Если бы это был не Михаил… Михаила я знаю с детства, он же совсем не такой, каким хочет казаться, да и натура у него такая, что рубить сплеча нельзя.

— А что можно?

— Необходимо, как говорится, подобрать ключи. Но как?

— Порекомендуй поехать в «Россию», пусть бы посмотрел, как там ведется хозяйство, как Харламов обходится, к примеру, без Казачьего куреня. Мне кажется, что Барсукову как раз и недостает харламовской школы.

— Не поедет он в «Россию» — посчитает для себя унижением. — Даша подняла голову и удивилась: весь виноградник был залит солнцем. — Как бы сделать так, чтобы без поездки в «Россию» и без взгрения на парткоме Барсуков увидел бы себя и свои промахи. Но как этого добиться? Вот я и пришла к тебе…

— Может, подобраться к нему с тыла? — спросил Максим, улыбаясь и с еще большим вниманием рассматривая прожилки на листке. — Подойди оттуда, откуда он тебя не ждет, и возьми не силой, а умением.

— Как? Что предлагаешь?

— Пошли к нему колхозных гвардейцев. А что? Не улыбайся, именно гвардейцев! Для беседы…

— Ты пойдешь?

— Не гожусь. Кто я для Михаила? Сверстник, токарь, вместе росли — и все. А ты подбери людей пожилых, знатных, да чтобы они сумели сказать веское слово. Нужны настоящие гвардейцы!

— Кого же, по-твоему, следовало бы послать?

— Ну, прежде всего нашего батю. Он взрастил Михаила, сам герой войны и герой труда, знатный механизатор — авторитет непререкаемый. Затем Андрей Саввич Андронов, в станице он самый справедливый из всех справедливых и самый честный из всех честных. Я знаю, Михаил очень уважает Андрея Саввича. Третьим советую взять Кузьму Яковлевича Нечипуренка, лучшего слесаря, так сказать, представителя рабочего класса. Ну как, принимаешь мой совет?

У ворот послышался шум мотора, и вскоре в калитки появился Николай.

— Хорошо, на озере мы об этом еще поговорим, — ответила Даша.

— Вот и я! — крикнул Николай. — Быстро обернулся? Даша, а какое удачное мы выбрали место! Берег отлогий, зарос травой, по одну сторону камыши стоят стеной, по другую — курчавится лесок. Я уже заезжал в курень, повидался с Коньковым. Он обещал моторку.

— Зачем она нам? — спросила Даша.

— Детей покатаем и рыбы наловим. Самые крупные карпы водятся на средине озера… Ну, прошу, садитесь в машину, не мешкайте. А денек-то какой выдался! Тепло, на небе ни тучки!

Даша села рядом с мужем, «Запорожец» быстро набрал скорость. Сожалея о прерванном разговоре, Даша повернулась к сидевшему сзади Максиму и сказала:

— Гвардейцы… В этом что-то есть.

— Только их необходимо как следует подготовить.

— Постараюсь.

— Вы о чем? — спросил Николай.

— О делах, — ответила Даша.

— Оставьте в покое свои дела, едем же отдыхать.

Через неделю Даша вошла к Барсукову и сказала:

— Михаил, принимай гвардейцев.

— Ты о чем? — Барсуков пожал плечами. — Какие еще гвардейцы?

— Свои, холмогорские.

— Делегация, что ли? Кто такие?

— Андрей Саввич Андронов, Кузьма Яковлевич Нечипуренко и наш батя. Меня попросили договориться о дне приема.

— Что у них? Жалоба? Или насчет холмов?

— Не жалоба и не насчет холмов. Хотят поговорить.

— Пусть приходят в среду с четырех часов.

— Я прошу принять их не в среду, а завтра.

— Ну, если ты просишь… — Из нагрудного кармана Барсуков достал блокнот и начал перелистывать. — Завтра вторник. Попробую отыскать окошко для гвардейцев. Так, так… вторник. На двенадцать я пригласил твоего Николая и заведующего мастерскими. Разговор затянется. В четыре меня ждут на птицеводческом комплексе. Там задержусь допоздна. А вот утром я свободен. — Он что-то пометил карандашом. — Вот я и приму гвардейцев рано утром, часов в шесть.

— Я им передам, — сказала Даша. — Во вторник в шесть утра.

Никита Андронов издавна любил поговорку «Своя рубашка ближе к телу», — любил потому, что видел в этих немногих словах глубокую и важную для себя житейскую мудрость. Первый раз он услышал эту поговорку давно, когда еще был школьником. Как-то летом Никита вместе с соседским пареньком Яшей удил на Кубани рыбу. Домой вернулся веселый, принес десятка два пескарей и четыре голавля, почему-то нанизанных не на один, а на два кукана. Бабушка Васюта взяла рыбу и не спросила, почему внук принес два кукана. Никита сам ей сказал, что один кукан его, а другой Яшин. «Когда Яша ходил за червями, я перепрятал в воде его кукан, и Яша подумал, что рыба уплыла. Долго он искал свой кукан, бродил по воде, а я молчал»… Бабушка Васюта потрепала внука за вихрастый чубчик и сказала: «Да, славная рыбешка, зараз я ее поджарю на сливочном масле. — Потом приласкала Никиту и добавила: — Известно с незапамятных времен, что своя рубашка ближе к телу. Завсегда так было, и завсегда так будет».

Бабушки Васюты давно нет на свете, а сказанные ею слова как запали юнцу в душу, да так там и остались; иногда Никита даже слышал тихий бабушкин голос: «Завсегда так было, и завсегда так будет». И вот что интересно: тогда, в детстве, поговорка «Своя рубашка ближе к телу» понравилась ему только потому, что слова в ней звучали как-то по-особенному, непривычно, и ему казалось, что придумать их могла одна его бабушка и никто другой. Значительно позже, когда Никита вырос, стал шофером, а затем женился и обзавелся своим домом, эти слова нравились ему еще больше, и он не раз на практике убеждался, как же, оказывается, права была бабушка, потому что все свое всегда было тебе и ближе, и родней, и дороже. Еще позже, став уже отцом семейства, Никита начал сомневаться: нет, не могла же, в самом деле, старая неграмотная женщина сама придумать такую важную по смыслу и очень понятную всем поговорку. Наверное, бабушка Васюта от кого-то ее слышали, Тогда от кого же? Кто тот умный человек, что простыми, до сердца доходящими словами сумел сказать так много о том, о чем все эти годы думал и чем жил он, Никита Андронов?