Виктор Московкин - Золотые яблоки

Их отвлек шум в зале. Разгневанная Оля хлопала по щекам растерявшегося Гогу Соловьева. Он пригласил ее танцевать, и девушка согласилась. Гога обхватил ее, как дерево, и стал дрыгать ногами, стукая ее по коленкам. Оля вспыхнула, подумав, что Гога над ней насмехается, вырвалась и надавала незадачливому кавалеру пощечин.

Все еще возбужденная, с красными пятнами на чернобровом лице, она подошла к столику и села рядом с Ильей. Ее всю трясло. Следом за ней появился Генка с глупым и счастливым лицом.

— Спасибо, Оля! — с чувством сказал Илья.

— За что? — удивилась девушка.

— И за меня спасибо, — проговорил Василий.

— Ничего не понимаю, — смутилась Оля.

— Спасибо за веселую сценку. Удовольствие доставили им, — сказал Кобяков, поднялся и собрался уходить. Илья, не спуская с него потемневших глаз, тоже поднялся, толкнул плечом. К несчастью, сзади Кобякова стоял стул, он наткнулся на него и перевалился на другую сторону.

И так уж многие поглядывали на Олю, севшую за столик, а тут новый скандал. Быстро собрались любопытные. Виталий, побледневший, с гримасой боли на лице, поднялся с пола, резко повернулся и почти побежал через зал к выходу. За ним, неопределенно глянув на Илью, заспешила Галя.

Шли домой. Скрипели протезы Василия. Никто ничего не говорил. Густая темнота вокруг, которую еле раздирали редкие лампочки на столбах, дальний звон проходивших трамваев и шуршание листвы, опавшей с деревьев. В конце аллеи остановились: Илья и Генка должны были проводить Олю, Василий направлялся домой.

— Ты, брат, не того… грубо, — смущенно сказал Василий, протягивая на прощание Илье руку.

Илья посмотрел на свои руки, точно удивляясь самому себе, своему поступку, сказал, оправдываясь:

— Я слушал, слушал его — противно.

— Твои уроки, — фыркнув и пряча смеющееся лицо, сказал Василию Генка. — Теперь, погоди, он пойдет всем носы квасить.

В воскресенье утром Илья проснулся и долго ходил по комнате из угла в угол, не зная, чем заняться, и думая о том, что произошло вчера в клубе. Нескладно получилось, никогда не замечал в себе такой прыти. И это все разговор, в который он не вмешивался, хотя весь кипел. Именно потому, что кипел, и не вмешивался: спорить без выдержки — это только веселить людей и себя на смех поднять. «Да, нескладно получилось… А как посмотрела Галя…»

Он подходил к окну, день был солнечный, воздух по-осеннему прозрачный, раза два брал книгу, но читал, не понимая, о чем речь. Матери дома не было — ушла на рынок. Чтобы чем-то занять руки и меньше думать о вчерашнем вечере, он пошел в сарай и с удовольствием стал прикладывать дрова, привезенные недавно. Именно с удовольствием, еще никогда не испытанным и таким успокаивающим душу. «Это, наверно, потому, — думал он, — что я начинаю находить вкус в работе». Под руки попался приемник, который он мастерил, занимаясь в школьном радиотехническом кружке. Илья с улыбкой осмотрел его и отшвырнул в угол, но потом подумал, бережно поднял и убрал на полку. Все-таки память.

Вдоволь наработался и умаялся, а затем взял полотенце и пошел на реку, до которой было рукой подать.

С высокого берега хорошо просматривалась вся южная часть города, с шумливым вокзалом и многочисленными заводскими трубами. От моста асфальтовая дорога шла по дамбе, мимо вокзала, и поднималась к старинному пригородному селу с белой церковью на горе. Правее села строился нефтеперерабатывающий завод. С реки его не было видно, но Илья мог точно указать, где размещается второй участок, в каком месте заложен фундамент ТЭЦ.

Южная часть считалась рабочим районом и связывалась с центром двумя мостами. Ниже мостов река огибала полукруг и сливалась с Волгой, образуя стрелку.

Когда-то весь город умещался на стрелке, был окружен высокой стеной, но сейчас разросся и далеко шагнул во все стороны. О прошлом напоминают многочисленные церкви, затерявшиеся среди многоэтажных домов. Летом целые толпы туристов осматривают их, фотографируют, и им не надоедает. Коренные жители города равнодушны к достопримечательностям, они больше присматриваются к самим туристам и относятся к ним с благодушной предупредительностью. Но гораздо большей популярностью пользуются туристы у мальчишек, которым всегда хочется иметь необыкновенную почтовую марку, необыкновенную наклейку на спичечном коробке или просто памятный значок.

Было время, Илья увлекался собиранием всего необыкновенного, а сейчас стал ближе к категории «коренных жителей», для которых ничто не ново в своем городе…

Илья спустился к песчаному пляжу. Вода уже охолодала, и купаться он побоялся, а только вымылся до пояса. Потом сел на камень и стал смотреть на ребят, ловивших на отмели пескарей. В компанию рыболовов затесалась голенастая девчонка в коротком платьице. Она забралась в воду и оглашала воздух радостным визгом. Самое удивительное было то, что мальчишки, видимо, смирились с нею. По крайней мере, визжала она безнаказанно. Придет время, и кто-то из мальчишек будет смотреть на эту девчонку с восторгом, от одного взгляда ее становясь счастливым или глубоко несчастным. Может случиться и так, что девчонка предпочтет другого, а этот, затаив грусть, станет ходить за ней по пятам. Все может случиться…

Илья считал, что надо как-то бороться за свое счастье, но как? «Конечно, — размышлял он, — после вчерашнего Галя и смотреть на меня не захочет».

Охватив руками колени, Илья долго сидел на берегу и думал.

Если раньше он скользил по лицам людей, отмечая только внешние стороны, то сейчас за каждым старался угадать всю жизнь, отметить каждую черточку характера… кто он, чего он хочет.

Его размышления прервал Генка Забелин, неожиданно оказавшийся на берегу.

— Вон ты где, — облегченно сказал он. — Мне мать сказала, что, наверно, на речке. Все ходил и смотрел, с километр отмахал. Упарился.

— Посиди, — пригласил Илья.

— Какое сидеть! — отмахнулся Генка. — Забыл, что ли? К Сереге в гости собирались, подымайся давай, еще ко мне нужно зайти. Я с самого утра ушел.

…К их удивлению, в комнате Василия хозяйничала Першина. Пол блестел чистотой, передвинут был шкаф, за который бросали все, что было можно. Василий — в рубашке-безрукавке, побритый и праздничный — сидел на маленькой скамеечке и не сводил глаз с Першиной. А она, накалив утюг, размашисто гладила на столе белье.

Приход ребят несколько смутил их. Василий кашлянул, как всегда в минуты растерянности.

— У нас, Генок, видишь, гость, — сказал он.

Генка давно знал, что Василий неспроста спрашивает о Першиной, но не думал, что его чувство приведет к чему-то путному. Поэтому он сегодня и удивился и обрадовался приходу бригадира, обрадовался за Василия. Генка взглянул в смеющиеся глаза Першиной и сказал: