Владимир Пшеничников - Выздоровление

— Кто, теперь поверит, что бывали картофельные бунты, — сказал Володя Смирнов, прихлебывая молоко из кружки.

— А ты их видал? — строго спросил Иван Михайлович сына.

— Покорми тебя с месячишко одной картошкой, пожалуй, забунтуешь, — отозвался Микуля.

— Да сажать не хотели!

— Дед рассказывал, — подал голос бригадир. — Зеленые эти яблочки покушали — гадость! Скосили всю ботву, в яму закопали — нам не надо! Потом разобрались, что к чему…

— А что, правда, что ли, на одной каше раньше жили? — спросил Петя.

— Когда, раньше-то? — усмехнулся Иван Михайлович.

— А я картошку в любом виде уважаю, — сказал Коля Дядин; уголки губ и нос у него уже были черными, пальцы не чище, и кружку с молоком он брал щепотью за ручку, оттопыривая мизинец; ни соли, ни хлеба Коля не признавал, когда перед ним была вареная в мундире или печеная картошка — об этом он и хотел сказать.

Сразу же выяснилось, что Микуля любил арбузы, Петя Гавриков — домашнюю лапшу с курятиной, Володя Смирнов — вареные кукурузные початки; Иван Михайлович покосился на сына и промолчал. Он первым поднялся, смахнул в мусорное ведро кожурки и пошел мыть руки перед чаем. Все будто теперь только почувствовали, как славно пахнет из позвякивающего крышкой чайника дикой мятой и зверобоем.

И сели пить чай.

— Карпеича нет, он ведь еще шалфей где-то припрятал.

— А комочек сахару он не припрятал? — спросил Микуля.

Коля Дядин перестал прихлебывать, покопался в кармане и протянул ему карамельку в грязной обертке.

— Последняя, — сказал, чтобы быть правильно понятым; Микуля конфетку взял.

После чая отдыхали. Микуля послюнил палец и шоркнул Коле Дядину по носу.

— Уё-ой, — отпрянул тот. — Ты чего?

— Трубочистов нам тут не хватало…

Коля потерся носом о рукав телогрейки, и он сделался из черного вороненым и заблестел от мазута.

— Раньше большие семьи были, — проговорил Иван Михайлович. — Верней, по многу семей в доме. Теперь и две — редкость…

— Я своих стариков сколько зову — не идут, — сказал бригадир. — Так, говорят, привыкли. Если уж ног таскать не будем…

И не стал Иван Михайлович дальше говорить про большую семью.

— Государство как поставило? — нашелся Коля Дядин. — Каждой семье — отдельную квартиру! Живешь на селе — дом…

— К двухтысячному году, — уточнил Микуля. — А мне пока и с тещей не тесно.

— Вот провалились-то! — не выдержал все-таки Павлушка. — Пойду послушаю, может, тарахтят где…

Когда он открывал дверь, все затихли и ясно услышали еще хоть и далековатый рокот трактора.

— Волокут, — определил Володя. — Пустые теперь газовали бы.

В открытую дверь из густой синевы залетели стайкой крупные мохнатые снежинки.

— Все, теперь точно отпахались, — сказал Иван Михайлович.

Павлушка ушел вниз, затворив дверь. Помолчали. Почему-то не склеивался разговор. Ведь можно… самое время поговорить. Или уже не давит, не жмет ничего? Хорошо живем, что ли?

— Вот часика через полтора домой приедем, — словно с самим собой заговорил Микуля. — Со скотиной бабы уже управились, на дворе — темень… Чем заняться? Ну, за водой пару раз на колонку сходишь… Дальше телек, чаек, на горшок — и спать. Кончили день. Завтра…

— И завтра! — вдруг прорвало Петю, он вскочил, встал возле окошечек в зрительный зал и трахнул кулаком по заводской звонкой заслонке. — Лучше бы не доживать ни до чего!

— Что за ерунда? — строго спросил бригадир. — До чего ты дожил? Только-только руки, можно сказать, развязали, еще и оглядеться некогда было… Ты что?

Петя ни на кого не смотрел.

— В самом деле, — подал голос Иван Михайлович. — Руки развязали, высвободили, можно сказать… Кого же нам винить, что плоховато живем? Если и теперь не наведем порядок — грош нам цена в базарный день.

— И винить некого, — кивнул бригадир.

— Да навели, навели порядок! — усмехнулся Петя. — Поля подчистили, бороны под стену стаскали… А лахудры лахудрами остались!

Микуля засмеялся, и Петя, зверовато взглянув на него, выскочил из кинобудки. Иван Михайлович поднялся, прикрыл дверь и посмотрел в первую очередь на Микулю.

— Да жениться ему охота, — пожал тот плечами, — а не на ком. Командировку бы ему устроить…

Помолчали. И вскоре услышали, что подъехал трактор, долетели голоса, силившиеся перекричать шум дизеля. И почти тут же в кинобудку ворвался Павлушка с двустволкой в руке.

— Я говорил, мне надо было ехать! — выкрикнул. — Мазилы! А я знал, что она возле тележки будет…

— Да кто?

— Лиса, кто! «Мы караулили», — передразнил он Иванов. — Караульщики…

Иван Михайлович засмеялся, потом бригадир с Володей, подхихикнул им Коля Дядин.

— Ну, комики, — тряхнул шапкой Микуля и вышел из кинобудки.

— Зови этих друзей! — крикнул ему вслед Иван Михайлович. — Картошка застывает.

— Хрен им, а не картошку! — не унимался Павлушка, бросивший двустволку в угол.

— Ну, кончай уже, — перестав смеяться, сказал бригадир. — Откуда ружье?

— Откуда… Две недели в кабине возил. Салажата!

— Так они что там, охотничали?

— Не знаю, че они там делали! Плуг и тележку притащили…

— Зови их сюда.

— Сами придут.

Павлушка сел на лавку и стал смотреть в угол.

— Ну, детский сад…

Иван Михайлович поднялся и пошел к двери, открыв ее, позвал «охотников» за стол.

— Захвати, Михалыч, картошек в карман, машина уже показалась! — ответили ему снизу.

Стали собираться домой.

Пока Иван Михайлович с Колей Дядиным искали замок, бригадир поджидал их на площадке. Молодежь гомонила за углом, возле заглушенного трактора, голоса звучали неотчетливо, и было понятно, как сейчас тихо и глухо вокруг, как низко опустилась снеговая облачная пелена. Дед говорил, что как раз в такие ночи боженька ближе всего опускается к земле, все видит и слышит, но и всякая живая тварь чувствует его, и потому так бывает тихо и покойно. А в чистом небе что высматривать Господа? Его там нет, он прилетает на густых снежных облаках, сеющих на поля перину и в души покой… Деда вспоминал бригадир Матвеев, и, может быть, это он теперь опускался на снеговых облаках.

Высветив снежную, словно застывшую, пелену, за углом развернулась машина.

— Грузитесь, живо! — крикнул шофер.

— Подождешь!

— Тебя дольше ждали!

— Э-э, мужики, домой! — в окно кинобудки мягко ударил снежок, и раздался свист.

— А ты в гостях, что ли, — пробормотал Коля Дядин и вдруг увидел замок возле ножки стола.

— Как же он залетел туда? — удивился Иван Михайлович.

Фонари задули и вышли из кинобудки.

— Нашли? — спросил бригадир.

— Все, поехали…

Иван Михайлович на ощупь примкнул дверь, а замок пристроил в петлях дужкой вниз; последний ключ от него был потерян еще в сентябре.