Николай Вагнер - Счастье рядом

Но вот в коридоре послышались торопливые шаги, и Оля, выпрямив спину, положила руки на колени. Вошел Андрей, озабоченный и раздраженный. Он бросил на стол передачу и, скривив углы губ, сказал:

— Не пойдет!

— Как, почему? — всполошился Мальгин. — Кто забраковал?

— Об этом после. — Андрей повернулся к Оле, попытался улыбнуться.

— О вас я говорил. Давайте условимся так: вы получайте у нас задания, пишите, а там посмотрим. Труд ваш будет оплачиваться. Сколько напишете, столько и получите. Согласны?

Оля кивнула головой, но по всему было видно, что ждала она большего. Часто захлопали ее ресницы, и робким голосом она спросила:

— А как в штат? В аппаратной работать я больше не могу. У меня уже подписано увольнение.

— Напрасно поспешили, — ответил Андрей. ~ Но, впрочем, все будет зависеть от вас. Нужно доказать свою способность стать журналистом. Понимаете? И доказать это не только нам с Петром Петровичем.

Заметив, как низко склонилась голова Оли и как вся она сникла и затихла, Андрей сказал другим, деловым тоном:

— Итак, приступим к работе. Распределим нагрузку на следующую неделю. Ты, Петр Петрович, сдашь новый вариант снятой передачи, подготовишь согласно плану две авторские статьи, я возьмусь за «Дневник соревнования», а Оля... Оля сделает репортаж о благоустройстве. — Произнося эти слова, он взглянул на Комлеву и увидел, как глаза ее оживились, стали внимательными и серьезными.

— Репортаж о благоустройстве должен быть не поверхностным, а содержать конкретные предложения и, главное, передавать заботу людей о своих дворах, улицах, о городе. Понятно?

Оля снова кивнула головой.

— Ну вот и хорошо! Даем два дня на изучение материала. Постарайтесь найти лучший опыт, настоящих энтузиастов благоустройства.

Оля слушала внимательно, не сводя глаз с Андрея. И в этом пристальном взгляде, во всей ее фигуре, напряженной, подавшейся вперед, — чувствовались готовность и желание выполнить задание так, как об этом говорил Широков. А когда он протянул Комлевой пару стандартных редакционных блокнотов и пообещал к завтрашнему дню приготовить удостоверение внештатного корреспондента, она почувствовала, как где-то в груди поднялась теплая волна и остановилась у горла. Оля тихо кашлянула, попрощалась и быстро вышла из комнаты.

Если бы Андрей и Мальгин, которые понимающе переглянулись, могли последовать за Олей, они бы увидели, как бойко бежала она по лестнице, семеня ногами и выбрасывая их поочередно вперед, словно первоклассница. Не убавила она шагу и на улице. Только на углу, возле телефонной будки, замедлились ее шаги. И вот она в будке, плотно прикрыта дверь, стянута зубами перчатка, и спущена звякнувшая монета. И уже журчит неугомонный, прерываемый только собственными междометиями и смешинками говор:

— Товарищ Яснов? С вами говорит внештатный корреспондент областного радио. Да, да — вы не ошиблись — Комлева. Ха—ха... Опять не ошиблись, ваша старая знакомая. В кино? Нет, в кино корреспонденты ходят только по заданию. В моем плане — не рецензия на фильм, а репортаж о благоустройстве. Почему зимой? Если бороться за чистоту зимой — меньше хлопот останется на лето.

...Пока шел этот веселый разговор, в промышленной редакции бушевал обычно невозмутимый и добродушный Мальгин.

— Да что он понимает в химии! Забурел наш Буров окончательно. Откуда я возьму эту непрерывность технологии? У меня и задание было совсем другое — упор на людей. И кто поймет эти подробности технологического процесса, кому они нужны? Нет, я пойду к Хмелеву. — И Мальгин шагнул уже к дверям, но его остановил спокойный голос Широкова.

— Не кипятись. Хмелев болен, и я еще не говорил с Буровым. Ты лучше полистай блокнот. Может, сумеешь ярче показать людей в работе. Такая передача накануне съезда получится — что надо.

Мальгин успокоился, однако, сев за стол, еще долго ворчал по поводу замечаний Бурова, потому что считал свою последнюю работу определенной творческой удачей. И только придя в себя окончательно, поинтересовался, что случилось с Хмелевым:

— Наверное, грипп? Нынче он косит всех подряд.

— Боюсь, что не просто грипп, — такие болезни Хмелев переносит на ногах.

Передача, забракованная Буровым, была несравнимо лучше прежних работ Мальгина, тех, которые он сдавал во время отсутствия Андрея. На этот раз Петру Петровичу удалось просто и увлекательно рассказать о коллективе химиков, и поэтому Андрей не испытывал никаких сомнений, ставя в конце передачи свою редакторскую подпись. Но именно эта подпись и явилась камнем преткновения. Буров нашел повод для того, чтобы вернуть передачу и усомниться в целесообразности командировки Мальгина.

Андрей понимал смысл происходившего. Теперь он уже не был наивным работником с периферии, как полгода назад. И потому не удовлетворился резолюцией председателя, начертанной красным карандашом через всю первую страницу. Ему захотелось выслушать замечания лично.

Как только Буров появился в своем кабинете, Андрей зашел к нему и, не дожидаясь приглашения, сел в кресло против стола.

Буров не торопился начать разговор. Не глядя на Андрея, он достал из кармана платок и принялся протирать стекла очков. Закончив это занятие, придвинул к себе стопку бухгалтерских документов и, наконец, спросил:

— Ну, что у вас?..

Широков высказал несогласие с резолюцией и тут же услышал нервно прозвучавший ответ: «Ваше мнение вы можете оставить при себе. Потрудитесь выполнять мои распоряжения или нам с вами придется расстаться». Андрей сдержался. Он мог бы, конечно, перефразировать эти слова, сказать: «Не нам с вами расстаться, а вам с нами» или наговорить других дерзостей, но счел все это лишенным смысла. Он ощутил вдруг озорное желание испытать терпение Бурова.

Он спросил, чем именно порекомендует Буров заменить снятую передачу, и услышал то, что предполагал. Буров, не задумываясь, напомнил о цикле бесед, имевшихся у Мальгина. Он не назвал ни автора, ни цикла, но Андрей знал, что это были старые, наскоро переделанные статьи самого Бурова о развитии культуры в Северогорском районе, которые несколько лет назад печатались в районной газете.

— Так ведь это убожество! — воскликнул Андрей. — Во-первых, старина-матушка, а во-вторых, самая первосортная талмудистика, состоящая из справок и таблиц. Вы-то сами эту чепуху читали? — спросил он, глядя в упор на Бурова.

В первый момент Андрей едва сдержал душивший его смех. Буров напоминал наткнувшегося на рогатину кабана: глаза чуть ли не вылезли из орбит, мясистый язык застрял в раскрытом рту и не позволял произнести хотя бы слово. Наконец оцепенение прошло, Буров грохнул ладонью по столу и сразу обрел дар речи.