Вячеслав Пьецух - Предсказание будущего

— То, что наша жизнь — дай бог каждому, никто и не отрицает, — согласился Зюзин. — Но врать все же нехорошо.

— Да не врет он, — вступился за Спиридонова нормировщик Клюшкин. — Куда ему соврать, он что, сочинитель, что ли? Он — пролетарий умственного труда. Я, например, сяду письмо писать тетке в Волоколамск, и то весь потом изойду, не то что историю сочинить.

— Тем более что когда дело касается супружеских отношений, возможны самые неожиданные повороты, — сказал Журавлев и высморкался в свое полотенце. — Этот тезис я могу подтвердить следующим примером… Знал я одну супружескую чету: она — плотненькая обаятельная женщина, полевод, он — первый пахарь — района, но со странностями мужик. Например, он давал электричество. Как, положим, электростанции дают электричество, так и он давал электричество. Бывало возьмет в руки лампочку от карманного фонарика, а она горит… Или подсоединят его к амперметру — стрелка показывает наличие тока… Впрочем, это мелочь, так сказать, нонсенс по сравнению с тем, что он учудил после того, как жена его бросила и ушла. Дело в том, что в связи с уходом жены этот пахарь захватил самолет сельскохозяйственной авиации.

Чего она от него ушла — неизвестно, видимо, он ее своими странностями довел до точки кипения, однако антагонизм между ними, наверное, сложился такой, что обычными средствами тут было не обойтись.

Сразу после того, как ушла жена, первый пахарь района прихватил кое-какое снаряжение, взял дробовик и отправился на стоянку самолетов сельскохозяйственной авиации, которая в то время опыляла у них сады. «Кукурузник» он захватил без особых хлопот: припугнул дробовиком экипаж и запер его в кабине. После этого он начал располагаться: постелил матрас, вынул провизию, коробку патронов, книжку от скуки — он вообще рассчитывал на продолжительную осаду. Экипаж, конечно, тут же сообщил по рации о налете, и через какие-нибудь полчаса самолет уже окружали милиционеры. По такому небывалому случаю на место происшествия прибыл сам начальник районного управления внутренних дел, майор, а может быть, подполковник.

Я думаю, что если бы самолет захватил простой уголовник, то его пристрелили бы, и дело с концами, но тут ситуация эклектическая: знатный пахарь, гордость района, с самим Никитой Сергеевичем по петушкам. Поэтому начались переговоры. Из преамбулы выясняется, что пахарь не освободит самолет до тех пор, пока к нему не вернется его жена. Майор, а может быть, подполковник пришел в смятение, по все-таки говорит:

«Что это вы себе позволяете, гражданин?! Какой, понимаете ли, волюнтаризм!.. Вы отдаете себе отчет, что это уже будет государственное преступление?»

«Знать ничего не хочу! — отвечает пахарь. — Вернется жена домой, тогда и получите «кукурузник».

«Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! — говорит майор, а может быть, подполковник. — Вы давайте как-нибудь самостоятельно улаживайте свои семейные дела. При чем тут, собственно, сельскохозяйственная авиация?»

Однако пахарь стоит на своем, да еще пугает, что если выйдет не по его, то он расстреляет экипаж, а потом наложит на себя руки.

Ну, видит милиция — делать нечего. Посовещались и поехали за женой. Вечером подвозят ее к самолету. Она говорит своему преподобному пахарю:

«Вылазь, сукин сын! Так и быть, возвращаюсь к тебе на продолжение мучений. Видно, такой мой крест».

— М-да!.. — произнесла Малолеткова и строптиво сложила губы.

— И в этом случае я ничего сверхъестественного не вижу, — сказал нормировщик Клюшкин. — Подумаешь, «кукурузник» человек захватил! Я вот в прошлом году проиграл в «петуха» шесть миллионов рублей, и то ничего!

— Ну, это ты, положим, загнул, — сказал Зюзин.

— А вот и нет! — парировал Клюшкин. — Шесть миллионов как одну копеечку проиграл! И проиграл-то часа, наверное, за два, самое большее за три, потому что у нас были оголтелые ставки.

— Ну и как же ты эти шесть миллионов отдал? — поинтересовался Лыков.

— Я их вообще не отдал, это будем прямо говорить, не отдал — и все! Как же можно отдать шесть миллионов?! И тот мужик, которому я их проиграл в «петуха», тоже понимал, что денег ему не видать как своих ушей. Но расстроился он, конечно, страшно. «Дай, — говорит, — я тебе хоть по морде съезжу!» И я отлично его понимаю, потому что, с одной стороны, он вроде миллионер, а с другой стороны, ему не на что похмелиться. Хотя этот мужик сантехником работал, фактически при деньгах.

— Кстати, о сантехниках, — встрепенулся Журавлев и взялся за телефон.

Опять он минут десять набирал номер аварийной службы водопровода, но на этот раз ему удалось прорваться.

— Алё! — диким голосом закричал Журавлев в телефонную трубку. — Аварийная служба? Тут у нас, понимаете ли, беда: затопило целое служебное помещение.

— …

— А тогда почему у вас всю дорогу занято?

— …

— Вообще-то религиозными вопросами нужно заниматься в неслужебное время! — отрезал Журавлев, положил трубку и высморкался в полотенце.

— Ну что? — спросило его сразу несколько голосов.

— Они принимают вызовы только в ночное время.

— А-атлична! — воскликнул Лыков. — Значит, в дневное время можно беспрепятственно погибать.

— В дневное время нужно обращаться в жилищноэксплуатационную контору по месту жительства.

— А тогда почему у них всю дорогу занято? — спросил Клюшкин.

— Это они просто трубку сняли, потому что у них проходил атеистический семинар.

— Ну что же, товарищи, будем звонить в контору, — сказала Зинаида Косых и деятельно вздохнула. — Против бейдвинда не попрешь.

Журавлев поерзал на столе, взял в руки телефонный справочник, нашел номер конторы и стал звонить.

— Но все-таки я хочу заметить, — продолжала Зинаида Косых, — что какой-то странный у нас народ. Люди тонут, а у них атеистический семинар! Или вот еще такой случай… Есть у меня приятельница в деревне, которая находится поблизости от нашего садового товарищества «Бережки». Я у нее молоко беру и вообще. Так вот эту женщину однажды премировали бесплатной туристической путевкой в Чехословакию. И вы представляете: она еще сомневается — ехать или не ехать! Казалось бы, пользуйся улыбкой судьбы, собирай быстренько чемоданы, а она еще думает, ехать или не ехать…

«Чего тут думать-то? — говорю. — Конечно же, надо ехать!»

А она отвечает:

«Вам, городским, хорошо рассуждать, у вас всего и забот, что белье в прачечную отнести, вам хоть на Северный полюс езжай — все ничего. А у меня хозяйство! Куры, утки, два подсвинка, корова Зорька и вообще. Как я от них уеду, ты рассуди! Ведь если я хоть на неделю оставлю без присмотра всю эту ораву, то вернусь я точно на пепелище — такая моя семья. Я по этой причине даже лечусь исключительно народными средствами, чтобы только не ездить в районную поликлинику, потому что мои мужики могут за несколько часов привести все хозяйство буквально к нулю, и тогда придется перебиваться с петельки на пуговку».