Василий Росляков - Мы вышли рано, до зари

Тут Иннокентий Семенович Кологрив зашипел в кулак, то есть посмеялся от удовольствия, и этим самым еще больше воодушевил Федора Ивановича.

— Так же нельзя, товарищи! — продолжал воодушевленный Пирогов. — Сразу поворот на сто восемьдесят градусов…

Но странно все-таки. Чем больше воодушевлялся Федор Иванович, тем скучнее становились лица членов бюро. А тонкое лицо Антонины Викторовны открыто выражало нетерпение. Антонина Викторовна пыталась изловчиться, чтобы перевести речь Пирогова в другое русло, но Федор Иванович все больше воодушевлялся безопасными для него предметами.

Наконец Антонина Викторовна догадалась, что подходящего момента улучить ей не удастся, и она прервала Федора Ивановича. Это было грубо, но другого выхода у нее не было.

— Федор Иванович, — сказала она. И Федор Иванович остановился на полуфразе, снял очки и проутюжил свое рыхлое лицо. — Скажите, пожалуйста, почему коммунисты не захотели выбрать вас в партийное бюро?

— Об этом, — немного обиженно сказал Федор Иванович, — надо спросить у коммунистов.

— А все же? — не отступала Антонина Викторовна.

— Мне трудно ответить на этот вопрос, — серьезно, упавшим голосом ответил Федор Иванович.

— А как по-вашему, правильно они поступили или нет?

— Мне трудно ответить на этот вопрос, — повторил Федор Иванович.

— Если разрешите, — сказал Олег Валерьянович, — у меня есть другой вопрос. Федор Иванович, скажите нам, пожалуйста, кто является заведующим вашей кафедрой?

В этом месте белоголовый Кологрив сделал жест сконфуженного человека, но вслух ничего не сказал, Федор же Иванович ответил:

— Приказом ректора заведующим кафедрой назначен я.

— А фактически?..

— Антонина Викторовна, — обратился тогда Федор Иванович к секретарю партийного бюро, — как это понимать? Разбор моего персонального дела?

— Нет, Федор Иванович. Разговор по душам и без протокола. Мы ведь условились. Но вы, Федор Иванович, уклоняетесь от такого разговора. Поэтому товарищи задают не очень приятные для вас вопросы.

Алексей Петрович Лобачев также вмешался со своей репликой.

— Мы хотели… — вмешался Алексей Петрович, и реплика получилась с непривычки довольно длинной, — мы хотели… поговорить и о вас, Федор Иванович, лично. В каком плане? Примерно вот в каком. Хотели поговорить об облике человека и руководителя, который сложился в вашем, например, лице в годы культа. Как нам представляется ваш облик? Вы, Федор Иванович, являетесь заведующим кафедрой, помимо того, что вы еще и декан. Получаете за кафедру жалованье, а работает фактически, фактическим заведующим является по вашему же распоряжению Иннокентий Степанович. Недавно вышла в свет ваша книга по теории и практике печати, фактически же она написана и подготовлена к изданию лаборанткой. За вами числятся семинар и студенческие группы по разбору практики, ведет же занятия в семинаре и в группах та же лаборантка, она же ведет курсовые работы и даже дипломные работы ваших студентов. Только что выпущено нашим издательством учебное пособие для заочников. Эту трудоемкую и серьезную работу выполнил Иннокентий Семенович, но он и сам не может сказать, откуда появилось рядом с его именем и ваше имя как соавтора. Все это видимые, так сказать, проявления. Есть, разумеется, и невидимые, трудно улавливаемые проявления вашей личности. Все это обставлено, разумеется, так, что комар носа не подточит. Все это настолько отвечает вашим представлениям о нормах поведения руководителя, что вы никогда об этом серьезно не задумывались, наверно. Но если вчера комар не мог подточить носа, то сегодня он подточит, комар стал другим, Федор Иванович.

Во время этой длинной тирады очки Федора Ивановича сиротливо лежали перед ним кверху оглобельками, а сам Федор Иванович неподвижно и как бы в пустоту, где ничего нельзя было увидеть, смотрел перед собой. «И ты, Брут», — наверно, подумал в эту минуту Федор Иванович о Лобачеве.

— Так можем мы разговаривать сегодня на эту тему? — спросила после небольшой паузы Антонина Викторовна.

— В этом плане, — ответил Федор Иванович, — я не думал. — Он помолчал еще и прибавил: — К этому я не готов. Я готов об этом думать, но пока еще не разговаривать. Единственно, что могу сказать: все это жестоко, товарищи, но, как я понял сейчас, деться от этого некуда.

— А что? — сказал Олег Валерьянович. — По-моему, разговор состоялся. Как вы сами считаете, Федор Иванович?

— Для меня — да.

Антонина Викторовна подумала немного и спросила:

— Федор Иванович, — спросила она, — как вы относитесь к деловым качествам Ямщикова?

Пирогов задумался. Вопрос был трудный.

— Я могу сказать о нем по совокупности, — ответил Федор Иванович.

— А без совокупности? По-деловому?

— На лекциях я, к сожалению, не был у Ямщикова, — сказал Федор Иванович и подумал: «Так и знал, что кончится этим Ямщиковым». — На лекциях не был. Но ведь ученый совет забаллотировал его.

— А вы можете, Федор Иванович, поправить эту ошибку?

— Может, разумеется, может, — ответил за Пирогова Грек-Яксаев.

— Это, Олег Валерьянович, воля ученого совета, — возразил Пирогов.

— Но вы же хозяин на факультете, — сказала Антонина Викторовна.

— Похоже, что хозяева вы, — грустно сказал Пирогов.

— Не прибедняйтесь, Федор Иванович. — Антонина Викторовна улыбнулась очаровательной улыбкой и скромно прибавила: — Вы руководитель, а мы просто советуем вам, как лучше для пользы дела.

— Ну что же, если советуете… — Федор Иванович взял очки, повертел их в руках, снова положил. — Если советуете… я прислушаюсь к вашему совету. Ямщиков останется на кафедре. — Трудно далось Пирогову это решение, но тут же он уловил в самом себе смутное чувство облегчения. Это было так неожиданно, что Федор Иванович сразу даже не поверил в это чувство, и, чтобы не оставить в себе никакого места для отступления, он повторил твердо: — Пусть остается, пусть работает, с ученым советом я переговорю.

Снова Антонина Викторовна очаровательно улыбнулась и сказала:

— Вот видите, Федор Иванович, как легко, оказывается, с вами работать.

— Вот это секретарь! — громогласно воскликнул Олег Валерьянович и так же громогласно рассмеялся.

Не удержался от улыбки и Пирогов. Но улыбка его получилась скромной и немножечко грустной.

Лобачев с Олегом Валерьяновичем, жившие в одном доме, заехали за Небыковым, чтобы вместе отправиться на собрание «Спорклуба».

Час был ранний, но улицы были уже темны. Шел снег, крупный и тихий. В снежной каше видны были только ближние мохнатые фонари. Здания и дальние фонари едва угадывались.

Небыков вышел из подъезда и с ходу спросил:

— Что у вас там с Федором? — весело спросил он. Видно, ему нравилось то, что было с Пироговым, и хотелось услышать об этом еще раз от самих членов бюро.