Музафер Дзасохов - Белая малина: Повести

Я остановился у дома, будто никогда его не видел. Обычный дом, но знаком он мне и дорог с детства.

Однажды в детстве я прочитал сказку о том, как хорошо было ежу в гостях, угощали его и обхаживали, а он стремился домой. Уговаривал ежа приятель, погости, мол, еще немного, отдохни, но все было напрасно. И так рвался еж домой, что приятель решил своими глазами увидеть, что это за дом такой у ежа. Долго бежал еж, приятель еле поспевал за ним. Наконец, остановился еж возле какого-то колючего куста и воскликнул: «Вот мой дом!..» И с блаженством улегся на сухих листьях.

Наверное, и я похож на того ежа. Признаться, наш крытый домик мне больше по душе, чем многоэтажные дома в городе.

Утром я проснулся раньше своих сестер и решил выгнать скотину. Вчера сестры поздно легли, так пусть хоть отоспятся. Иду по улице, а каждый встречный принимается меня расспрашивать, да еще самым подробным образом. И чувствую я, что сельчане искренне рады мне. Потому каждому рассказываю об институте, о городе. Есть, правда, у меня одна небольшая тайна, но о ней я молчу. Вряд ли она доставит кому-нибудь радость. Дело в том, что раньше в институте надо было учиться четыре года, а теперь прибавили еще один курс. Как же я об этом скажу? Четыре года и без того большой срок, а если год прибавить, все будут огорчены.

Давно я не выгонял скот, но помнил место сбора. Бывало, каждое утро я только и слышал: «Ну-ка, гони телку к дому Фонная!»

Фоннай — это имя моего односельчанина. Напротив их дома был пустырь. Туда-то, едва начиналось утро, люди, покрикивая, начинали гнать скотину. Почему-то скот пригоняли женщины, и потом многие из них так и оставались посудачить у дома. Казалось, не было конца их разговорам да пересудам. Бывало, и солнце уже высоко, а они все еще языками чешут.

Все мне знакомо в селе. Вот магазин… Сколько раз его грабили! Однажды воры пролезли через чердак, а в прошлом году даже подожгли магазин. Из города приехал милиционер с собакой, она пошла по следу, и тот привел к дому, в котором лет пятнадцать никто не жил. Перевернули там все вверх дном, но так ничего и не нашли. Опытные, видимо, были воры.

Прежде чем вернуться домой, я спустился к реке.

Тонкая пленка льда окантовала берег. Летом в реку опускают молоко в канистрах, чтобы оно не прокисло.

В тени белого камня я заметил большую серебристую форель. Прозрачные плавники ее едва заметно дрожали. Наверное, такой рыбы нет и в целом мире. А какая чистая, кристальная вода в нашей реке!

В городе я сдружился со студентами факультета физического воспитания. По утрам они бегали на стадион, и я пристроился к ним. Каждое утро я делал зарядку. И здесь, на реке, я разделся по пояс и умылся ледяной водой. Хорошо! Потом я быстро прошел к дому, прислонился к плетню нашего огорода и посмотрел на голубое небо.

— Так тебя ненадолго хватит, — услышал я чей-то знакомый голос.

Да это же мой старый друг Темиркан!

— Слушай, Казбек, ты человек ученый. Разве плетень зимой нуждается в подпорке?

Темиркан мне очень дорог. Как-никак старый друг!

— Скажи, пожалуйста, где это ты был? — спросил я Темиркана.

— Работать надо, — отвечал Темиркан и вместо того, чтобы подать руку, хлопнул меня по плечу. — Работать надо, без работы, говорят, жизни нет.

Я уже слышал, что Темиркан начал работать трактористом.

— Вчера я отвозил сено на ферму, а трактор мой по дороге заглох. В темноте все равно ничего не увидишь. Оставил трактор в поле, а с утра встал пораньше. Поломка-то совсем пустяковая, как оказалось.

— Никогда бы не подумал, что работа в колхозе тебя так увлечет.

— Ночью я несколько раз просыпался. Вскочил чуть свет. Но я вижу, что и ты от меня не очень-то отстал… — многозначительно глянул на меня Темиркан.

— Откуда это тебе известно?

— Люди мне сообщили.

— Какие люди?

— Те, которые тут недавно проходили.

— Кто же это такие?

— Наши сельчане. Они остались тобой не очень-то довольны.

Я понял, что Темиркан шутит, но не знал, по какому поводу.

— Ты купался в роднике, а люди глядели на тебя так, словно присутствовали на цирковом представлении. Неужели не заметил?

— Нет, не заметил.

— Увлекся купанием. А люди гадали: «Кто это? Кто это?» Наконец одна из женщин сказала: «Да это Казбек. Вот так оно и бывает, когда человеку никто из старших совета мудрого не даст…» Брось, говорят, трактор и пойди внуши своему другу, что следить и ухаживать за ним некому.

Темиркан когда-то принимал меня за слабака. Даже поддразнивал, говоря, что я слабее индюшки, которая только что вылупилась. Теперь, я уверен, ему придется свое мнение изменить.

Но Темиркан осадил меня:

— Если говорить откровенно, я тебя большим храбрецом не считаю. Подумаешь, зимой умылся из родника! Ну и что? Вот вчера, Казбек, я тебя видел во сне. Так во сне было пострашнее.

— С каких это пор, Темиркан, ты стал сны видеть? Помню, раньше они тебя не беспокоили.

— Сны видят только очень занятые люди. Ясно? Так вот, я действительно видел тебя во сне. Мы шли с тобой через бурную реку по узенькому мостику, но внезапно налетел ветер, и моя шапка свалилась в воду. Поверь, я не обратил на это никакого внимания, я хотел быстрее перебраться на другой берег. А ты остался стоять посреди моста. И когда мою шапку закружило в водовороте, ты прямо с моста нырнул в реку… Вот какой сон!

— Как это ты умудряешься так хорошо запоминать сны? У меня, например, сны улетучиваются, как дым.

Мне вспомнился Афай, сосед по общежитию. Его только попроси, он тут же расскажет, какой видел сон. Сны он, между прочим, запоминает намного лучше, чем то, что видит наяву.

— Темиркан, — сказал я, — у меня есть знакомый в городе, его зовут Афай. Он только и знает, что рассказывает о том, что видел во сне. Он учится на историческом факультете. На четвертом курсе. Так вот какой он видел сон перед экзаменом. Послушай…

Приснилось Афаю, что сидит он на берегу озера и к нему прилетела утка с подбитым крылом. Афай погнался за уткой, хотел ее схватить, а она больно ущипнула его за плечо.

На следующий день Афай сдавал экзамен по истории. Учитель сильно прихрамывал. Как и всегда, Афай пришел на экзамен с карманами, полными шпаргалок. Он их готовил заранее, писал на длинных листочках и делал из них «гармошки».

Афай пристроился в самом дальнем углу. Это-то его и погубило. Он думал, что, пока учитель, прихрамывая, подойдет, можно будет прочитать шпаргалку.

Только Афай вытащил шпаргалку, как преподаватель мгновенно оказался рядом. Выхватил из рук сложенную гармошкой шпаргалку и стал кричать. Если бы студенты не вступились за Афая, преподаватель наверняка выгнал бы его из аудитории. Ну и потерзал Афая преподаватель, десять вопросов ему задал, а в конце концов поставил тройку.