Альберт Мифтахутдинов - Совершенно секретное дело о ките

Мысли о предстоящих хлопотах развеселили его, он живо себе представил, как будет заниматься непривычным для него делом — хождением в местком, заявлениями начальству, покупкой чего-нибудь, без чего невозможен так называемый уют. Все это было так непохоже на жизнь, которую он вел раньше, что сейчас забавляло его и совсем отодвинуло на задний план завтрашние заботы.

Афанасьич же входил в доверие к повару Андрею. Он взялся помогать ему чистить рыбу, мыть посуду, таскать воду — всячески быть на подхвате, чтобы хоть таким образом отработать бесплатное питание и выяснить, где что плохо лежит, чтобы при случае скормить Орлику.

Андрей был им доволен. Жаловался только, что по такому случаю не мешает чего-нибудь крепкого, но у них все кончилось, а брагу, варить Иван Иванович не разрешает, да и дрожжей осталось совсем мало, только для выпечки. Надо экономить. Да опять же ждать три дня как минимум.

Дед поддакивал, сокрушался, сетовал на тяготы полевой экспедиционной жизни, вздыхал:

— Ни вина, ни кина, ни собраний…

Повар был из тех людей, возраст которых трудно определить. В тундре часто встречаются бородатые молодцы, которым одинаково можно дать и тридцать, и сорок. Но Афанасьич на правах старшего все же наставлял его. До Аникея, когда он пришел выпить чаю, долетели обрывки разговора:

— Жену надо бить каждый день, кроме тех раз, когда посылаешь ее с бидоном за пивом, — поучал Афанасьич. — Баба, она что? Она любит, чтобы ее били. Она это уважает. Вот у меня была жена…

— Была? — спросил Андрей. Он с удивлением выслушивал семейный кодекс деда. — Умерла, что ли?

— Да нет, ушла…

— Колотил, значит?

— Ни-ни! Ни боже мой! За всю жизнь пальцем не ударил. Вот потому и ушла. А если б поколачивал, до сих пор бы жили…

— Откуда знаешь?

— Я, брат, чувствую. А так вот совсем один. Загремлю — и все… Два венка от профсоюза… спи спокойно, дорогой товарищ.

— Ну уж, ты заладил! — искренне завозражал Андрей. — Да на тебе еще всю тундру перепахать можно! Это молодежь нынче хилая, хоть и акселерация. Мы им сто очков дадим… Видел я молодых в тундре! Только и думают, как бы на базу сбежать.

— Не-не, — сказал Афанасьич. — У нас в экспедиции таких нет! Нет!

«Молодец дед, патриот, — усмехнулся Аникей, — своих в обиду не дает».

Он налил себе еще чаю. Дед подсунул ему тарелку масла и целую буханку хлеба. Принес новую пачку сахару. Чувствовалось, что на кухне он уже вполне освоился.

— Я Орлика в сарай отвел, — сказал он Аникею, — чтоб ночью не замерзал. Там даже печь есть, я ее подтопил.

— Это не сарай, — сказал Аникей. — Да ладно, хозяев нет, ничего страшного.

— А что?

— Просто дом такой, брошенный. Мастерская… Все равно его ремонтировать… Орлик ничего не сделает?

— Уберем, — сказал каюр.

— Я кустов нарежу, — сказал Аникей. — А ты уж тут на кухне управляйся, хорошо у тебя получается. — И он подмигнул деду, Дед понимающе кивнул: все, мол, будет в порядке, житуха для людей и коней. А как же иначе?

Сами они на ночь расположились на полу в помещении столовой в спальных мешках.

— Тепло тут, — посоветовал Иван Иванович. И чай близко. Как в гостинице.

…Было действительно тепло и уютно. Ни разу так блаженно не спали они за все время пути.

Раньше всех утром пришел повар Андрей. Подивился на богатырский сон геологов. Решил не будить гостей, старался потише греметь посудой: понимал — люди намаялись, пусть отдохнут, дорога их еще не кончилась, и затеял блины.

Механик уже возился у «Аннушки», запустил мотор.

Аникей и Афанасьич проснулись от шума и вмиг собрались. Андрей накормил всех.

— Ну что у вас? — спросил Жора.

— Порядок.

— Грузитесь, — скомандовал Жора.

Аникей и Афанасьич устроили в самолете мешки и вьюки, соорудили из трех досок небольшой трап.

— Ну и как вы его потащите? — с интересом следил Жора.

Афанасьич взял Орлика за уздечку, повел, и тот спокойно пошел в машину, чуть пригнув голову у входа.

— Смотри-ка! — удивился Жора.

— Видать, не впервой, — сказал второй пилот.

Аникей помог Афанасьичу втащить в самолет трап, летчики протиснулись между конем и вещами в кабину, Аникей задраил дверцу — бортмеханика в рейсе не было.

Жора откинул на проходе в кабину брезентовое сиденье, показал Аникею — садись, мол. Тот устроился между пилотами, и самолет начал выруливать.

Из кабины Аникею хорошо были видны освещенные ярким солнцем заснеженные сопки — на небе ни тучки. «Самая что ни на есть летная погода, — подумал он. — Хоть напоследок с погодой повезло».

Машина уже набрала высоту и ложилась на курс.

На вираже ее тряхнуло, потом еще раз. Потом она будто провалилась в какую-то яму. Летчики переглянулись.

«Странно, — подумал Аникей. — Такая тихая погода, а болтанка».

Афанасьич постучал его по спине, Аникей оглянулся. Орлика тошнило. Он всхрапывал. Под ним было мокро. Задние ноги его разъезжались, он бил копытом, часто падал на бок, но вставал, оседал на зад, но снова поднимался.

— Что там? — прокричал ему на ухо Жора.

— Конь… ему плохо…

— А черт!

Самолет попытался подняться еще выше, пилоты хотели выровнять его. Машину трясло.

— Центровка нарушается… я не сяду! — орал Жора. — Что там?!

Аникей вылез из кабины в салон. Жора передал управление второму пилоту, а сам тоже спустился.

Конь падал, взбрыкивал, оседал, бился о борта самолета, казалось, сейчас машина развалится. Афанасьич прижался спиной к первому иллюминатору, совсем втиснулся в борт, боясь, что Орлик его зацепит. Глаза у коня были красные, на губах пузырилась пена.

— Осторожно! — крикнул Жора Аникею.

Самолет еще раз качнуло. Орлик повалился вперед, толкнул пилота головой, Жора опрокинулся на мешки, ударился затылком о железо.

— Бешеный! — заорал Жора. Он встал, спиной повалился в кабину, нашарил что-то рукой. — Самолет развалит!

Аникей тоже был перепуган. В шуме моторов, грохоте, крике людей он не расслышал, как прозвучали три выстрела, он только увидел пистолет — Жора засовывал его в кобуру — и рухнувшего на передние ноги Орлика.

Жора оттолкнул Аникея, тот повалился на вьюки. Пилот скрылся в кабине, и через считанные минуты «Аннушка» приземлилась на площадке геофизиков, откуда недавно стартовала.

Было тихо. Никто не поднимался со своих мест. В иллюминаторы было видно, как к самолету бегут люди, — второй пилот успел передать по радио о ЧП.

Аникей смотрел на бездыханную лошадь и удивлялся, что почти совсем нет крови, хотя все три пули вошли в голову. Он отмечал все это механически — все еще не мог осознать случившегося, не мог прийти в себя.

Первым встал второй пилот, осторожно прошел в хвост самолета, открыл дверцу, спрыгнул на землю, к людям.