Анатолий Левченко - Пятьсот веселый

— Ладно, Арвид, не сердись. Может, ты правильно сделал, что удрал… А мать тебе не жалко?

— Жалко, — буркнул Арвид и лег на бок, лицом к стенке.

Тут они услышали громкий голос:

— Елочки зеленые! Да здесь еще пусто, за цистернами-то!..

Сначала на пол вагона хлопнулся туго набитый мешок, к которому шпагатом была привязана телогрейка, такая изодранная, что вата держалась в ней каким-то чудом. Потом хозяин мешка и телогрейки поставил на пол прокопченный солдатский котелок и наконец с веселым покряхтыванием поднялся сам. Мужичок — тот самый, что упал в обморок на вокзале, — оглядел вагон с видимым удовольствием и улыбнулся:

— О-о, да тут целые хоромы! Елочки мои, зелененькие! Летом в таком вагоне ехать одно удовольствие. Только по нужде умей бегать вовремя и будешь кум королю, государю крестник!

— Точно, папаша, — поддержал разговор Арвид. — Залезай наверх. Вот и будет у тебя королевский трон.

— А я не папаша, мне только тридцать пять годов, — доверчиво сообщил мужичок. — Это я с виду заморенный. После госпиталя кое-как оклемался, да снова простуду схватил, чуть вовсе богу душу не отдал.

— Давай, папаша, расскажи свою автобиографию, — подзадоривал Арвид, чувствуя, что мужичок необидчивый. — Только сначала устройся.

— Правильно, елочки мои зеленые, — согласился мужичок. — Я рядом с вами. У окна-то сквозняком прохватит. И станешь себе и людям обузой.

Он забросил мешок на нары, поставил рядом котелок, потом проворно взобрался наверх и начал отвязывать телогрейку.

— Эту, рваненькую, под себя, а новенькой укроемся. Мешок — под голову. Вот и вся недолга!

Мужичок, такой бесхитростный, откровенно-доверчивый и наверняка беззлобный, сразу понравился Генке, хотя несколько часов назад, в обмороке, он был страшноват.

— Вот и свили себе гнездышко, елочки зеленые, — довольным голосом пропел он. — А вам занозисто будет, ребятки. Доски-то неглаженые. Эх, мне бы рубаночек какой-нибудь завалященький, я бы эти доски за час острогал!

— Ничего, — сказал Генка. — Вытерпим, лишь бы только поезд шел побыстрее.

— Это так, товарищ дорогой, — согласился мужичок. — Но человек-то хитро устроен. Сегодня ему ничего вроде бы не нужно, а завтра захочется. Вот она, какая штука. Раньше думали: вот быстрее бы война кончилась, больше и желать нечего. А кончилась она — хлебушка вольного, не по карточкам, захотелось. Одеться получше. Народ за войну по жизни истосковался.

— А ты… дядя, воевал? — Арвид хотел опять назвать пассажира папашей, но вовремя удержался.

— Как же я мог не воевать? — искренне удивился мужичок. — Само собой, воевал. Как же иначе?

Генка слушал мужичка и удивлялся: неужели вот такой человек воевал с немцами? Его и сердитым-то представить невозможно.

А.тот вдруг спохватился:

— Елочки зеленые! Воды-то не набрал! Вы, ребята, присмотрите за мешочком моим, а я водички на всех запасу, кипяточку. Дело к вечеру, а ночью вдруг пить захочется.

— Не волнуйтесь за свой мешок, — сказал Генка, которому новый пассажир все больше нравился, от него веяло какой-то домашней добротой, уживчивостью и доброжелательством.

Мужичок скользнул вниз и, громыхнув котелком, с довольным кряканьем спрыгнул на землю.

Видно было по всему: все, что делал мужичок, он делал с удовольствием. «А что, — подумал Генка, — он, наверно, и солдатом был толковым».

— Давай посмотрим, что у него в мешке, — прервал Генкины размышления Арвид и сделал движение, чтобы встать.

Генка не смог совладать с собой, толкнул Арвида так, что тот отлетел к стене и захныкал:

— Я же нарочно сказал, а ты драться…

— С тобой по-другому нельзя. Слизняк паршивый! Человек тебе доверяет, а ты ему, как вошь, за воротник лезешь. Убрался бы ты куда-нибудь!

— И уйду, — неуверенно пробурчал Арвид. — А лучше сам убирайся, я первый здесь место занял.

Генка презрительно хмыкнул:

— Вон какой ты собственник. Своего не отдашь. А у бедняка последнюю рубаху… Барахольщик! Если еще стянешь что-нибудь, пеняй на себя. — Он показал читинцу кулак.

— А меня вши заели, — заявил Арвид. — Вот смотри! — Он запустил руку в лохматые волосы и показал Генке ладонь. На ней копошились две сероватые вши, огромные, матерые. — Надо хоть рубашку переменить, а то старая совсем расползлась.

— Вот развел! — только и смог выдавить из себя Генка.

— Дома их у меня не было, — сказал Арвид. — И в прошлый раз, когда убегал, тоже сначала берегся. Но что толку! Это тебе не пассажирские вагончики с чистыми постелями, а товарняки…

— Эй, давайте сюда, елочки! — раздался совсем рядом голос мужичка. Генка спрыгнул с нар и перегнулся через брус. У вагона стояла женщина с двумя девочками, похожими друг на друга как две капли воды. Даже ревели девчонки одинаковыми голосами.

Мужичок подал Генке котелок и начал помогать женщине, которая казалась болезненной и очень усталой. Ноги ее были обезображены вздувшимися изломанными венами.

— А ну, цыц, сопливая команда! — весело закричал Елочки Зеленые, подхватывая на руки одну из девчонок, а та, не переставая реветь, отбивалась от незнакомца руками и ногами и тянулась к матери. — Принимай, юноша, невесту!

Генка нагнулся как можно ниже и подхватил упругое извивающееся тельце девочки. Она колошматила его пухлыми мокрыми от слез ручонками, а рот, широко растянутый в беззвучном крике, занимал, казалось, все лицо девчушки. Генка, когда-то нянчивший младших братишек, знал, что делать с малышами, когда они «зашлись». Он быстро поставил девочку на пол вагона и легонько похлопал ее по спине. Та наконец глотнула воздуху и сразу заревела нормально, со звуком, а это означало скорое успокоение. Со второй девчонкой Генка проделал такую же процедуру и крепко держал обеих сестриц, потому что они продолжали тянуться к матери и наверняка бы ухнулись вниз с полутораметровой высоты.

Тем временем мужичок, подбадривая женщину, помогал ей подняться в вагон.

— Шустрые у вас девчушки! Как их звать-то?

— Вера и Надя, — отозвалась женщина. Она сунула дочкам по куску хлеба, и те со вкусом начали есть, тараща глаза на незнакомых людей. — Тройня у меня была…

— А мужик-то где твой? — спросил Елочки Зеленые.

Женщина задержалась с ответом. Она постелила для девчушек разноцветный половичок и с оханьем поднялась на своих больных ногах.

— Нет у меня мужа. Одна с ними разрываюсь… — Женщина охнула и заплакала: —Любочку вот не уберегла…

Девчонки, увидев плачущую мать, разом перестали жевать и заревели совершенно одинаковыми голосами.

— Ладно, молчите, надоедливые! — Женщина с трудом проглотила слезы. — Выпили вы из меня все соки, всю кровушку! — А сама присела к детям на коврик и начала целовать зареванные мордашки.