Виктор Московкин - Потомок седьмой тысячи

Гости довольны и сдержанны. С удивлением посматривают на бутылки под белой головкой. Когда-то посмеивались: «Вся Россия торжествует, Николай вином торгует», — с самого начала войны закрылись государственные «монопольки», днем с огнем теперь не сыщешь спиртного. Продавать стали только по запискам полицейского управления (для кулинарных надобностей) да по врачебным рецептам: «отпустить для лечебных целей бутылку коньяку. Одна ложка на стакан молока». Предприимчивые люди, доставая такие записки и рецепты, торговали не без выгоды для себя пшеничной, английской горькой, тминной, хинной — всем набором вин, которые когда-то продавались в «монопольках». Егору повезло в том, что есть в фабричной больнице Варя Грязнова. «Отпустить для лечебных целей. По одной ложке…» — написано было на ее рецептах.

Наливали в стаканы. В самый разгар пиршества, когда уже успели крикнуть первое «горько!», а старушки у двери — спеть «славу» жениху и невесте, показался в каморке франтовато одетый конторский служащий. Был он молод, доволен собой и поручением, которое ему выпало. От взгляда его не укрылась бедность стола, чуть заметная усмешка тронула губы. И когда он заговорил, та же усмешка слышалась в голосе.

— Господин директор, — громко выкрикнул он, заставив всех притихнуть, — увидел свадебную процессию и изволил выразить свое поздравление молодым. Его приятно удивило, что даже в такое э… нелегкое время соблюдаются давние обычаи. Он э… жениху и невесте шлет подарок.

С этими словами франтоватый конторщик со стуком обрушил на стол сверток в серебряной бумаге, обвязанный розовой лентой. Впечатление, как он и ожидал, было произведено сильное. Егор растерянно посмотрел на Лельку, которая на всякий случай улыбнулась (ей было приятно — сам директор изволил обратить внимание, но сдерживала себя, чтобы не подумали, будто она без ума от радости), потом перевел взгляд на довольного собой конторщика — лицо у Егора стало злым, аккуратно подстриженные усы дрогнули. Мать его, Екатерина Дерина, сидевшая рядом, поняла, что сын не хочет принять подарка из гордости или еще из-за чего и, кроме того, — может произойти скандал, который совсем ни к чему. Егору что? Он завтра отправляется на войну, но на фабрике останутся они с Лелькой, им-то каково будет! Сжимая плечо сына почерневшей от присучки нитей ладонью, она встала, поклонилась конторщику.

— Скажи господину директору: подарок молодым по душе. Спасибо передай!

Достоинство, с каким старуха произнесла это, заставило конторщика поскучнеть: он понял, что ничего необычного уже не последует. И еще. его обидело: хотя бы для приличия пригласили к столу. Но, как видно, приглашать никто не собирался. Знал он эту семью, еще мальчишкой слышал о старшем Дерине — гордецы великие! А гордиться чем? Ни достатка, ни положения — голь перекатная!

— Передам, — сказал он, не сумев скрыть своего недовольства.

О нем уже забыли, смотрели, как Екатерина Дерина распутывала розовую ленту, развертывала хрустящую бумагу. В свертке оказались плитка шоколада и бутылка коньяку — все из довоенных грязновских запасов. Бутылка пошла по рукам. Родион Журавлев, потерев ее, посмотрев на свет, сказал:

— Знаменитый, Шустова. Когда служил в полку, господа офицеры пили… Наказывали доставлять из лавки только шустовского производства, потому как лучше всякого другого его коньяк. — Подмигнул озорно Егору, передавая бутылку: — Испробуйте, ваше благородие, прислана заботником нашим от сердца. Большой натуры человек, господин директор Грязнов: все делает от сердца. Когда надо — казнит, когда надо — милует, но все от сердца. А кукситься нечего, мать твоя Екатерина мудрее нас всех: чего гусей дразнить попусту! Нехай, пусть по слободке пойдет слух о доброте его — истинную доброту каждый знает. Пусть… А коньяк чем виноват? Почуем, что за напиток благородные пьют. В роте у нас поручик говаривал: в Москве, в ресторане «Метрополь», крохотными рюмочками его пьют, всего капелька на язык попадает. И кофеем сразу, чтобы, значит, дух не захватывало. В кастрюле медной с длинной ручкой варят его, кофей-то потому «по-турецки» называется. И коньяк будто не пьянит, одна веселость наступает, ровно как из баньки горячей вышел. Вот и раскупоривай, не томи…

После такого красочного объяснения с еще большим почтением стали смотреть на бутылку с жидкостью, похожей на хорошо заваренный чай. И еще с тревогой смотрели, потому как Егор вышибал пробку, стукая донышком бутылки о каблук — ну-ка разлетится вдребезги. Но обошлось. Налили каждому. Действительно, только на язык по нескольку капель. Выпили, переглянулись разочарованно: жжение на языке почувствовали, горечь в горле — и все.

— Нехай благородным он и остается, — махнув рукой, сказал Родион, только что взахлеб расхваливавший напиток. — Нехай…

Лелька между тем делила женщинам шоколад — тоже заморское кушанье, не прободанное фабричными. Испытали — сладко, но опять с горчинкой. Посмеялись: и чего благородных, как бабу на сносях, к горчинке тянет?

Женщины, охочие до свадеб, толпившиеся в дверях каморки, увидев, что за столом опять наступило веселье, напомнили о себе озорными запевками:

Широколицый, с сонным взглядом Васька Работнов, удостоившийся чести быть замеченным, конфузливо улыбался. Его подружка покраснела до кончиков волос, прятала живые смышленые глаза.

— Горько! — бесшабашно выкрикнул Артем, показывая на них. Благородный напиток, смешавшись с обычной водкой-горлодером, делал свое дело: Артем разрумянился, как красна девица, глаза блестели, рот не закрывался в улыбке — расцеловал бы всех, такие родные и близкие вокруг. — Горько нам!..

Женщины в дверях, увидев такое, прицепились теперь к нему, тонкими голосами пропели: «Артем у нас холост, Артем неженатый…» Ко всему еще добавили с хитрецой в голосе:

За свадебным столом могут и обиднее спеть, если не сдержишься, если покажешь, что ты рассердился. Лучше уж стерпеть, отмолчаться. Что Артем и сделал.

Заканчивали песню похвалой Егору:

Стрелки часов двигались к двенадцати — никто еще не расходился. Плясали под гармошку, под бубен, нестройно пели старинные песни. В это время незаметно в каморке появился сосед Родиона Журавлева Топленинов. Потные белесые волосы прилипли ко лбу, взгляд усталый и озабоченный. Заметив в углу стола разговаривавших Родиона и Артема, подсел к ним.