Медеу Сарсекеев - Клад

— Он открытый, душа нараспашку… Совестливый… Храбрый…

— Да, таких парней поискать! — Катя чуть не хлопала в ладоши, радуясь за подругу.

Озипе нравились ее слова.

— Он словно богатырь из народного эпоса! — вторила ей в тон Озипа. — Разве я недостойна быть женою батыра? — вопрошала дальше девушка. — Посмотрите, какой у меня бюст, какие ножки!

Озипа посбрасывала с себя одежду и прошлась нагишом по комнате. Катя, ойкнув, бросилась закрывать дверь на крючок, словно в эту минуту мог войти сказочный богатырь и умыкнуть их сокровище.

— Ты у нас раскрасавица, Озипа! — кричала от двери Катя, а Айгуль, назвав ее королевой, на этот раз посоветовала не выходить замуж ни за кого из здешних парней, а подыскать себе летчика или космонавта.

Не успели расцвести первые тюльпаны в степи, Озипа стала женой Науканбека, положив конец своим поискам идеального парня из инженеров и сомнениям насчет достоинств избранника.

Молодые сначала поселились у родителей жениха. Науканбек по-прежнему ездил на вахту автобусом. Десять дней он дежурил у станка, столько же затем отлеживался дома. В первое время Озипа не могла привыкнуть к такой жизни. На второй или на третий день после отлучки мужа она начинала испытывать тоску, все валилось из рук. С фабрики по настоянию мужа рассчиталась — далеко ездить. Автобусы ходили с перебоями.

Местные женщины мало занимались обновлением туалета, пробавлялись обновками, приобретенными в магазине. Домашняя работа: стирка, варка, уход за коровой и козами — все это довольно скоро надоело мастеру по изготовлению модной одежды. Озипа привыкла быть на виду, принимать подарки и поздравления к праздникам… Слишком уж старушечьими виделись ей нынешние обязанности — копаться в огороде да ждать мужа с работы. За неделю она так изматывалась ожиданиями хоть каких-нибудь перемен, что и сон по ночам не шел. Когда Науканбек наконелц появялся, становилось хоть немного легче. День-другой они были с ним неразлучны.

На своем подворье никогда всех дел не переделаешь. Муж должен был помогать отцу, который и в свои восемьдесят не ведал покоя. Целыми днями мужчины поправляли каменную ограду вокруг усадьбы, мотыжили грядки или бродили вдоль реки, где у старика были разбросаны по затонам переметы, донки с наживой на сомов и жерлицы на щук. Свекор никак не мог расстаться с пасекой в двадцать ульев — тоже хозяйство, требующее постоянного пригляда. Старик словно ждал, когда появится его младший, чтобы взвалить все эти заботы на него. Науканбек как-то стеснялся сказать отцу, что у него своя семья и он обязан уделять внимание жене. Постепенно Озипа заметила: ее мужем повелевает в этом доме всяк. И то сделай, и то принеси… Жены старших братьев и вовсе глядели на него как на батрака. Это сначала удивляло Озипу, а потом стало приводить в бешенство. Покамест молодая женщина носила обиду на мужа и на свою судьбу в себе, стараясь не проявлять недовольства, чтобы не нарушить сложившуюся десятилетиями размеренную жизнь в семье деревенского мудреца.

Терпела лето и всю зиму до наступления теплого времени. К исходу второго года семейной жизни Озипа родила горластого бутуза, которому всегда не хватало материнского молока, хотя каждая из ее грудей была размером в кулак Науканбека. Мальчонка переступил своими ножками до года, а в десять месяцев произнес первые слова. Едва Диканбек стал ходить, Озипа вдруг заявила, что ребенку для нормального развития требуется то да се, в первую очередь соки и фрукты, а также теплая вода, чтобы вовремя искупать. Вскоре понадобятся ясли, а там — школа… И сама она не для того уехала из аула, осваивала городскую профессию, чтобы поменять затем шило на мыло.

— В общем, — толковала она неотступно, — нужно нам, муженек, переезжать на постоянное жительство поближе к твоей работе, пора заиметь свою крышу, как имеют другие люди, уважающие себя и свой очаг.

Дело кончилось тем, что она, оставив ребенка на руках старшей золовки, поехала на прием к начальнику экспедиции и в категорической форме потребовала для бессловесного своего муженька и для себя с ребенком настоящей городской квартиры. Сериков нашел ее доводы логичными, пообещал поддержку — как раз готовился к сдаче новый дом.

Озипа, не очень-то считаясь с косыми взглядами свекра и смущенным молчанием мужа, начала на глазах у них укладывать вещицы, готовиться к переезду. Накануне их уезда старик Токтасын позвал сноху в боковушку и долго разговаривал с нею, пытаясь отвратить от затеи с переселением в город.

— Актас — хорошее место для проживания, — начал издалека. — Магазины, ателье, река рядом… Но много там всяких соблазнов, голубушка. Особенно для молодых, неопытных. Сейчас вошло в привычку: всяк в свою нору тащит. Пожалуйста, не забывайте об этом, а ты напоминай мужу… Не гоняйтесь за длинным рублем, нигде даром денег не дают. Все мои дети, сыновья и дочери, вышли в люди через свои руки, добивались достатка честным трудом. Старшие знают меру желаниям, тянут свою лямку кто где, не надрываясь. Младший чересчур совестлив, его, словно покорную лошадь, и запалить в борозде несложно. В выборе друзей он совсем не разборчив, кто за рюмкой с ним, тот и друг… Муж на век дается, береги его, он отец твоего ребенка, и еще, я вижу, будут… А вообще я вам посоветовал бы не отрываться от аула, пока я жив. При общем котле голоден не будешь, на совместном хозяйстве любая покупка доступна.

Озипа уже мнила себя в отдельной квартире, где горячая вода и белоснежная ванна. Там она наконец выкупается, не хоронясь от чужих взглядов. А рассуждения свекра были для нее не больше чем очередное промывание мозгов…

Вслух она сказала Токтасыну-ата, что, мол, теперь менять семейное решение поздно, когда ордер на квартиру уже выписан, а новое жилье мужу и ей понравилось.

На швейную фабрику Озипа не пошла, не могла пойти. В горняцком микрорайоне не отыскать занятия по душе, зачастую приходится соглашаться на то, что предложат. Она пошла в бытовку, где стирают спецовки подземным рабочим, это было совсем близко к дому! На стирке белья промаялась с полгода. Тут же приглядела себе работенку в буфете при столовой, а затем перепорхнула на отдельную торговую точку.

Науканбек и в родительском доме отдавал свой заработок отцу до копейки. Неистовый работяга, он был на редкость равнодушен к тому, что ему заплатят. Он считал: деньги не для мужчины. Рубли веселее глядятся в руке того, кто хранит и поддерживает очаг. Геологоразведчики получали хорошо, и он ни разу не слышал от Озипы упрека или хотя бы намека на то, что она сидит без денег. Сам он никогда не проявлял любопытства к заработку жены и вообще в это дело не вмешивался.

Озипа была по-крестьянски расчетлива. Ее добыток в семейный бюджет не только от оклада. Набегало кое-что на пене в кружках пива, подзахмелевшие мужчины иногда уходили, забыв на столе сдачу… Свой добыток Озипа складывала в старенькую дамскую сумку, отдельно от мужниных десяток. Когда подсчитала в конце месяца, сначала испугалась, затем пришла в восторг. Нет, она не крала, специально не обвешивала, не скупилась наполнять пенистой влагой бокалы. Торговлю аккуратно вела, не допускала потерь. И все же набегавшая день ото дня сумма превысила мужнин заработок вдвое. Внутри скромной двухкомнатной квартиры бурильщика к исходу третьего года их семейной жизни негде было приткнуть покупку: обе комнаты и прихожая были забиты новыми вещами, посудой, коврами. А стол их в праздники и в будни ломился от яств. Гости, видя этот достаток, полагали, что молодой их семье щедро помогает из аула отец бурильщика.