Анатолий Керин - Леший выходит на связь

Константин без особого интереса, совсем коротко посмотрел сперва на Казарина, потом на Дятлова, на рваный шрам, рассекший его губы, след от бандитской пули — в начале двадцатых Дятлов служил бойцом пограничного отряда.

— Здравствуй, Константин, — как знакомого, живо поприветствовал его Казарин.

Константин оценил такое обращение. Он слегка привстал, отстраняя лицо от жаркого костра. Почтительно поклонился Антону и тоже заговорил с ним, как со старым знакомым, кивнул в сторону Дятлова:

— Начальник из ОГПУ?

— Заместитель начальника.

— А это мои друзья. — Константин показал на двух своих товарищей. — Можно говорить при них.

Антон ненавязчиво, но все-таки со вниманием разглядывал Алешкиного отца. Крепок, с мягкими чертами смуглого скуластого лица, чем-то похож на Тайку, даже очень похож.

«Удивительно, они как брат с сестрой», — подумал Антон.

На висках у Константина отблескивал густой иней. Начинали белеть тонкие, легшие подковкой вокруг рта усы, и коротко подстриженная редкая борода.

Во всем строгом облике его чувствовалась устоявшаяся недюжинная сила, крепок, матер мужик, ничего не скажешь, такой и дерево вывернет с корнем, и медведя заломает один на один.

Одет Константин был в стеганку из чертовой кожи с вытертым хорьковым воротником. Жарко, а поди ж ты — в фуфайке. Вот она какая бандитская жизнь: все на себе и при себе. На поясном ремне у него был наган в старой, вытертой и потрескавшейся кобуре, два подсумка с патронами, а на левом боку висела черная колодка маузера.

— Говорите, зачем пришли, — сказал Константин, обращаясь сразу ко всем, и щелчком бросил цигарку в костер.

Дятлов немного помедлил, очевидно, решая, с чего начать важный разговор, и сказал твердо и категорично:

— Нам нужен Леший.

Константин нисколько не удивился сказанному, он только перевел слова Дятлова двум своим друзьям. И тогда тот, что стоял под сосной, сделал шаг вперед и посмотрел куда-то в небо. Глаза у него были круглые с красными веками.

Антона поразила догадка: Аднак! Это о нем рассказывал Рудаков. Значит, Аднак жив...

— Я жду ответа, — настаивал Дятлов.

— Зачем вам нужен Леший? — испытующе спросил Константин, потянувшись к фляжке с водой.

— Мы будем говорить с ним. Людям пора выходить из тайги.

Константин поднес фляжку к губам, сделал несколько крупных глотков и передал ее Антону. Тот тоже напился и сдержанно произнес:

— Леший должен понять нас...

— Он уже сделал одну ошибку и дорого заплатил за нее, — грустно, с жесткими нотами в голосе сказал Константин.

— Веди к Лешему! — отбросил кость в кусты и поднялся на ноги Чеменев.

Друзья Константина почему-то рассмеялись. А сам он достал из кармана кисет и стал скручивать цигарку:

— Леший, Леший... Зачем вам Леший?.. Говорите о чем надо с Туркой.

Дятлов уже стал сомневаться, знает ли Константин Лешего и не ошиблись ли чекисты: существует ли вообще человек с такой кличкой? Он захотел спросить об этом, но Константин, в свою очередь, задал вопрос:

— А есть ли в Чека Рудаков?

— Есть, — ответил изумленный Антон.

— Он помнит, однако, Сыхду Кирбижекова? Это я. Я и есть Леший. А Константин — это русское мое имя.

В то давнее время, когда Сыхда возглавил банду, он намеревался насильно разоружить ее или полностью ликвидировать. С нетерпением ждал Федора, который должен был привезти ему приказ Чека о том, куда вывести банду.

Однако шли томительные дни, а Федор все не появлялся. Сыхда уже начинал терять и без того растраченное терпение, как однажды наткнулся в тайге на труп чекистского связного. Федор лежал на пригорке вверх желтым лицом, с раскинутыми, как на кресте, руками.

Сыхда вмиг слетел с седла, выпрямился, опустился на колени перед Федором и поцеловал его в неподвижный холодный лоб. И заплакал скупо, может быть, впервые за многие-многие бесконечно одинокие годы.

Аднак, сникшим изваянием стоявший за спиной у Сыхды, негромко сказал:

— Сюдак, плакать не надо.

Обхватив всклокоченную голову, Сыхда долго сидел у трупа, медленно раскачиваясь из стороны в сторону. Он думал об огромной беде, свалившейся на его усталые плечи. Ему было жаль Федора, красного разведчика, чекиста. Погиб хороший, нужный людям человек.

Но не одно это потрясло Лешего. В тот воистину скорбный час он отчетливо осознал, что сам находится на дне уходящей в небытие бездны, из которой ни ему, ни кому-то другому уже не выбраться. Смерть Федора Чека непременно отнесет на счет Сыхды, которого не так давно подозревали там в измене. Федор должен был развеять нелепые подозрения — и вот он сам убит.

В Чека будут много искать, много думать и рассудят в конце концов, что бандиты никак не могли его застрелить, ибо Федор считался близким другом самого Матыги. Вина неизбежно падет только на Сыхду Кирбижекова. И теперь уже ничего не изменишь, никому ничего не докажешь. Федор ехал к Сыхде и вот кем-то убит в тайге предательски, в спину.

Аднак скоро нашел место засады, подобрал разбросанные в траве три винтовочных гильзы. Подавая их Сыхде, угрюмо повесившему голову, он сказал:

— За Федьку убьем десять или двести человек.

Двести для Аднака могло означать и одиннадцать, и пятнадцать.

Они прикрыли труп свежими, резко отдававшими смольем сосновыми ветками и поехали в лагерь банды. Подозревая в убийстве Федора повстанцев, Аднак сердился и всерьез предлагал:

— Давай плохих побьем, хороших оставим.

Сыхда грустно усмехнулся:

— Разве их одолеем?

— Одолеем, сюдак.

Когда до банды дошли упорные слухи, что Чека опять ищет Кирбижекова, только теперь уже в связи с убийством чекистского связного, Сыхда хотел застрелиться. Но, поразмыслив, решил, что не нужно ему помирать, нужно сделать так, чтобы чекисты поняли, кем он был на самом деле. В банде ему делать было уже нечего, и он вместе с Аднаком навсегда покинул эти, горькие для него, места.

Уезжали из лагеря будто в разведку. Даже хлеба и мяса не положили в торока, чтобы не было никаких подозрений. Неопределенность их будущего пугала его, пугала Аднака. Едва они попали на узкую, как струна, таежую тропу, уводившую на неведомый север Хакасии, Аднак остановился и неожиданно сказал, оглядывая серое, дождливое небо:

— Зачем нам туда? Там плохо.

Сыхда долго молчал, не зная, что ему говорить. Действительно, трудно и непривычно им будет на незнакомой стороне. Но хотелось поскорее уйти от всего, забиться в тесную нору, как суслики, и так в полном неведении доживать свои годы. Впрочем, Аднак может решать свою судьбу совсем по-иному.

— Поезжай-ка в свой улус Кискач. Чекисты тебя не тронут, — сказал Сыхда другу.

— Один не пойду, — уперся Аднак. — Как тебя оставлю?