Леонид Соболев - Советская морская новелла. Том второй

Катера из английского охранения подбирали попавших в воду людей, снимали их с поврежденных судов и шлюпок. Кое-где виднелись корпуса, объятые пламенем и дымом, некоторые накренились на один борт или, нелепо задрав к небу нос, уходили кормой в воду.

Корветы наводили порядок, устанавливая разбежавшиеся во время налета суда согласно походным ордерам следования.

Командир конвоя контр-адмирал Колинз нервничал. Он боялся повторного налета. Нужно было как можно скорее уходить дальше.

Плохая видимость — снег, туман, пурга — явилась бы спасением. Но людей нужно подобрать!

Колинзу казалось, что катера работают очень медленно, а тут еще этот русский теплоход почему-то задерживает и не высаживает экипаж. Сам пылает, как факел, и вот-вот должен взорваться.

Ведь адмирал дал твердое указание — покинуть судно.

Эти русские вообще странные люди. Никогда ничего не просят, улыбаются и говорят, что все сделают сами. Вообще, они ему нравятся. С ними мало забот и почти никаких претензии. Но, черт возьми, что же думает капитан «Гурзуфа» — Сергеев. Так, кажется, его фамилия.

Капитан произвел хорошее впечатление на контр-адмирала, когда он, перед выходом из Англии, собирал совещание командиров судов. Высокого роста блондин со светлыми спокойными глазами, с волевой линией губ и подбородка, неплохо говорит по-английски… Он вполне мог бы командовать одним из кораблей флота его величества. Вот только он…

— Радио с «Семерки», сэр! — прервал размышления контр-адмирала адъютант, протягивая ему бланк.

Колинз пробежал глазами текст и чертыхнулся:

— О, дьявол! Послушайте, Джефри, что сообщает командир «Семерки»!

Адъютант почтительно склонился.

— «Моим наблюдениям «Гурзуф» серьезно поврежден. Продолжать следование не может. Вероятен взрыв. Капитан категорически отказывается высаживать людей и покидать судно. Ваше приказание не выполняет». Ну, что вы скажете? Как остальные суда?

— Готовы следовать дальше, сэр.

Колинз взглянул на часы.

— Передайте этому безумцу Сергееву. Если через пять минут он не покинет судна, — мы уходим. Я не могу ждать!

Адъютант вышел и тотчас вернулся, доложив, что распоряжение командира выполнено.

— Совершенно непонятные действия. Как вы думаете, Джефри, почему это русские, вопреки здравому смыслу, так держатся за свои суда? Американцы, например, покидают свои суда сразу, как обнаружено повреждение. Даже слишком быстро покидают, я бы сказал. Сначала в шлюпки летят чемоданы, потом люди. О спасении судна никто и не думает. Да и наши тоже хороши…

— У русских мало судов. Так я полагаю.

— Так вы полагаете? Не знаю. А если бы у нас было мало судов, — кстати, их осталось не так уж много, — что-нибудь изменилось бы? Дайте бинокль. Так и есть.

«Семерка» возвращается. Поднимите сигнал «полный ход». Пусть этот фанатик пеняет на себя. Жаль людей, но ждать нельзя.

На рее флагманского судна взвился трехфлажный сигнал; крейсер, вздрогнув, пошел вперед. За ним потянулись суда конвоя.

Когда капитану Сергееву доложили о том, что горит средняя надстройка и в носовой части имеется пробоина, положение показалось ему безнадежным.

«Гурзуф» был гружен взрывчаткой и огнеопасным грузом. Пробоина большого размера грозила судну затоплением. Привычка во всем убеждаться лично заставила капитана спуститься с мостика.

…Пожарная партия боролась с огнем. Из нескольких шлангов тугими струями била вода. Люди подносили песок и огнетушители. Откуда-то из стены черного едкого дыма вынырнул второй помощник капитана — Корнеев и, не замечая капитана, закричал:

— Сюда, сюда огнетушители! Начинайте тушить с каюты прислуги! Там очаг. Рубите все дерево и выбрасывайте за борт. Да живее… — он снова хотел исчезнуть, но капитан окликнул его.

— Юрий Алексеевич, как поддается? Потушите?

— Пока плохо, Роман Николаевич. Какой-то новый состав. Растекается и все палит. Но потушить должны. Иду, иду, Петро! — крикнул он кому-то и снова пропал в дыму.

На передней палубе старпом и боцман командовали заводкой пластыря.

— Да не тащи ты его за один угол! Трави! Трави больше, — сердито кричал боцман молодому матросу, у которого заело один конец.

Не задавая работающим вопросов, Роман Николаевич спустился в трюм. Несколько человек разбирали ящики, работая по пояс в воде.

— Никак не подобраться, Роман Николаевич. Здорово идет. Хотя бы пластырь скорее завели. Можно было бы работать, — увидя капитана, сказал ему моторист Кольцов, откидывая в сторону какой-то тюк.

Капитан прислушался. Зловещий, характерный звук поступающей вовнутрь воды был явственно слышен.

Сергеев пролез между ящиками и тюками к борту и увидел развороченное железо с рваными зазубренными краями.

«Если удастся подвести пластырь, то заделаем», — подумал капитан, вылезая из трюма и оценивая положение.

Поднимаясь на мостик, Роман Николаевич взглянул на корму. Из надстройки вырвались языки пламени.

«Взрыв! Самое страшное это взрыв. Накалится палуба, переборки, и тогда…»

У борта покачивался английский корвет. Третий помощник пытался объясниться с офицером, который что-то кричал, размахивая руками.

— В чем дело, Геннадий Афиногенович?

— Поговорите с ним. Я что-то не улавливаю, чего он хочет, — смущенно проговорил третий помощник, уступая место капитану.

Сергеев перегнулся через окно крыла:

— Что вы хотите?

— Капитан? Черт возьми, где вы так долго пропадали? Адмирал приказал немедленно покинуть судно со всем экипажем. Я вас подброшу на крейсер. Ну садитесь, а то вы, чего доброго, взорветесь и взорвете меня.

— Положение «Гурзуфа» не так плохо, как вам кажется. Мы надеемся ликвидировать повреждения, — уверенно сказал капитан.

— Не говорите глупостей, капитан, — раздраженно прервал его англичанин, — выполняйте распоряжение Колинза и не губите людей. Через полчаса ваш корабль если не взорвется, то затонет.

Сергеев нахмурил брови и сжал зубы. Ну что объяснять этому англичанину? Сказать о том, что он сам боится оставаться на этом судне-вулкане, что ему рано умирать, что он боится за жизнь своих людей, с которыми плавает уже не один год и знает семьи многих из них, сказать, что ему самому хочется дать команду оставить судно, выполнить приказ Колинза и почувствовать себя в безопасности… Нет, он не сделает этого, он уверен, что теплоход можно еще спасти. «Гурзуф» должен быть спасен. Его долг бороться до последнего, и если он не сделает этого, то сам будет презирать себя всю жизнь. Ведь сейчас каждый грамм взрывчатки дороже золота, ее ждут наши бойцы там, на заснеженных полях, в холодных окопах, партизаны — в лесу, в тылу врага.

— Передайте командиру конвоя, что я не могу выполнить его распоряжение, так как не считаю «Гурзуф» в безнадежном состоянии. Мы постараемся его спасти.