Павел Далецкий - Концессия

Борейчук молчал. Зейд посмотрела на камни. Пройти по ним, если бы они лежали на земле, не представило бы никакого труда. Но когда они торчат из пучины?!

— А если поскользнешься? — спросила она.

— Нашему брату поскальзываться запрещено. Ничего, пройдем, я проходил трижды.

Во Владивостоке свою ловкость Зейд проявляла, играя в волейбол, а за дорогу она убедилась, что она ловка вообще. Если пройдет Посевин, пройдет и она.

— Чай будем пить? — чужим голосом спросил Борейчук.

— На том берегу выпьем. Ну, благословясь, — проговорил Посевин, поправил на спине груз, подтянул ремень и взял палку. Он сделал первый пробный шаг; потом слегка подпрыгнул и пошел быстро, почти бегом, с камня на камень.

У Зейд заколотилось сердце. Через несколько минут идти ей!

— Эгоо! — донеслось с того берега.

Посевин стоял и махал палкой.

— Товарищ Борейчук, теперь вы? — спросила Зейд.

— Как хотите... — Борейчук подошел к берегу и, наклонившись, стал разглядывать камни.

— Неужели нет другого пути? Почему бы не перейти ее в мелком месте?

— Посевин, наверное, выбрал самую проходимую дорогу, товарищ Борейчук.

— Вы думаете он выбирал? Ничего не выбирал, пошел по первой попавшейся. А я убежден, что можно найти брод.

— Какой брод, вы смотрите, она бешеная.

— Я пойду последним, товарищ Зейд... Идите осторожнее... чорт его дери, не понимаю! Неужели люди ходят по этим чортовым следам?

— Эгоо, эгоо! — доносился сквозь грохот реки крик Посевина.

Минуту Зейд колебалась, но выхода не было: нужно было перейти, и она пошла.

Она смотрела только на камни, вода с бешеной быстротой неслась под ее ногами, и если сосредоточиться на этом беге, голова закружится, и нога ступит в пучину.

Но она смотрела только на камни, плотно становясь на плоские и едва касаясь острых.

По последним камням она бежала.

— Хорошо, — сказал Посевин, когда она прыгнула на узкую полосу красного песка.

— В самом деле чортова тропа!

Борейчук оставался на том берегу. Несколько раз он ступал на первые два камня, но на третий не решался и возвращался назад.

Посевин молча ждал. Наконец, терпение его иссякло. Он стал давать советы, пересыпая их угрозами.

— Он не перейдет, — сказала Зейд. — Он плохо видит, он близорук.

— Ты что же это, долго будешь плясать?

Борейчук снова ступил на камень, сделал два шага, постоял и вернулся.

— Не могу, — крикнул он. — Где брод?

— Ступай, ступай! Баба перешла!

Борейчук стал ходить по берегу. Казалось, он что-то искал. Но что он мог искать?

Через час он бросил таинственную ходьбу. Стоял на берегу и смотрел в реку.

— Скажите, пожалуйста, это человек? — говорил Посевин. — Разве я мог думать, когда брал его с собой?

— А золото нашли вы или оба вместе? — спросила Зейд.

— Оба вместе! — захохотал Посевин. — Разве он может найти золото? Если мы опоздаем еще на день, чорт знает, что будет!

Борейчук не перешел реки. Он сидел на берегу. Охрипший голос Посевина смешивался с ровным грохотом реки.

— Исключительная сволочь, — говорил Посевин. — Он меня погубит! Я и так уже опоздал!.. «Старый Джон» уйдет к чортовой матери.

Зейд приподняла брови: «Старый Джон»?

Палатку разбили тут же на песке. Разожгли костер, но чаю не варили: чайник был у Борейчука.

Борейчук тоже разжег костер и кипятил воду. Чаю у него не было.

— Пошел бы Дождев — давно были бы на месте. А так — петля. Взять половину золота? Значит, на остальном поставить крест.

Зейд не поняла, почему если взять половину, то на остальном надо поставить крест. Ей казалось, что можно взять и не так уж много, потому что всего открытого все равно не унесешь. А для того, чтобы поверили в сделанное открытие, наверное, довольно и одного рюкзака золота. Но она не высказала своего мнения и не спросила разъяснения, потому что Посевин не располагал к разговорам.

Она завернулась в одеяло и улеглась. Шум реки был приятен, он не был тяжел и угрюм, как грохот океанского прибоя. В нем была мелодия и нежность.

Засыпая, она спросила:

— Если он не перейдет, что мы будем делать?

— Если он не перейдет, я его убью,

Утром Борейчук разложил костер, должно быть, готовил завтрак. Он не собирался переходить реку.

Посевин побежал к нему.

Зейд не могла разобрать слов в грохоте реки, она только видела жесты.

Оба сначала размахивали руками, потом Посевин поднес к лицу Борейчука кулак.

Борейчук ударил по кулаку.

Друзья схватились и упали. Долго извивались по земле. Встали, Посевин потащил Борейчука к реке, Борейчук изловчился и ударил Посевина ногой, Посевин упал на колени.

«Надо прекратить», — с тревогой и отвращением подумала Зейд.

Опять бешено неслась под ее ногами река, опять нужно было сосредоточиться только на камнях. Она перебралась в тот момент, когда Борейчук дрожащими руками возобновлял костер, разметанный ударом сапога Посевина, а Посевин изрыгал ругательство за ругательством.

— Успокойтесь, как вам не стыдно! — начала она.

Ни тот, ни другой не обратили на нее внимания.

— Я близорукий! — кричал Борейчук. — Я оступлюсь!

Его речь прервали новые ругательства Посевина.

Зейд подошла к Посевину и сказала твердо и с досадой:

— Перестаньте ругаться! Ругань ни к чему не приведет. Надо что-то придумать.

Посевин посмотрел на нее с удивлением. Потом выругался.

— Это что же? — спросила Зейд. — Как вы смеете?

— Тут я хозяин, — крикнул Посевин. — Я! Вы понимаете, кто я?! Завтра в Америке шепотом будут произносить мое имя!

— В какой Америке? Почему в Америке?

— А по-вашему, где? В Африке? На Африку мне наплевать. В последний раз спрашиваю тебя, перейдешь ты или нет?

— Я перейти не могу, — сказал Борейчук. — Как хочешь. Не кричи. Поищи другой переправы. Ты человек бывалый. Есть и другие переправы. Не может быть, чтобы только эта одна.

— Я буду искать, а Старый Джон будет нас ждать? Из-за вас я потерял столько времени. Одного дурака ждал, убеждал — не пошел. Теперь второй пнем стоит на берегу. А за рекой вся жизнь... так он, понимаете ли, готов счастье всей жизни променять на свой страх.

— Если я сорвусь, на какого чорта мне будет твое счастье?!

Перебранка возобновилась. Часто повторялось имя Старого Джона. Зейд сидела на камне. Она начала понимать, что дело с золотом обстоит совсем не так, как говорил на белушьем промысле бывший бухгалтер.

Противники снова смолкли, и Посевин пошел вниз по реке.

— Послушайте, Борейчук, — сказала Зейд, — что это за Старый Джон, который не будет нас ждать лишнего дня? Вы мне ничего не говорили о нем на рыбалке.

Борейчук пожал плечами.

— Не мог же я всего говорить на рыбалке. Вы — умная женщина! Неужели вы сами не понимаете? Но все будет в порядке. Не волнуйтесь. Я убежден, что Посевин напрасно порет горячку. Американец нас подождет.