Павел Далецкий - Концессия

— У меня здесь будет одно дело, — сказал Лин, — я доктор, я буду лечить. Очень полезно доброе дело лечения.

— Очень, — подхватил У Чжао-чу и едва слышно вздохнул.

Гость удивился вздоху. Он счел нужным проверить свое впечатление.

— Старому другу понятно? Ведь он тоже доктор.

— Я давно не лечил, — ответил уклончиво старый друг, — во Владивостоке болеют другими болезнями.

Лин Дун-фын улыбнулся.

— Люди — везде люди, болезни — везде болезни. Что поделать, — человеческая природа!

— Возможно, возможно, — покорно согласился У Чжао-чу, — но позволь предложить тебе поесть.

И, глядя на носки своих туфель и прислушиваясь к своему вздоху, он вышел на кухню распорядиться.

В кухне, между окнами, помещалась круглая кирпичная печь с большим вмазанным в верхнюю часть котлом. Печь раскаляли древесным углем и на покатых площадках около угольного жара пекли пампушки, бобовые и рисовые пряники. В котле на деревянных решетках, на пару, варили лапшу и овощи.

В кухне никого не было. У Чжао-чу прикрыл за собой дверь и прислонился к ней.

Вид его нисколько не напоминал довольного человека.

Могущественная «Мицу-коси» недовольна положением вещей.

Могущество «Мицу-коси» выросло за время гражданской войны в России. Пока русские занимались своим страшным спором, «Мицу-коси» овладела камчатской рыбой.

Построив на Камчатке десятки заводиков, «Мицу-коси» сейчас же сделала величайшее географическое и политическое открытие, которое и не замедлила объявить всему миру: японские острова, тысяча тысяч островов, есть не что иное, как географическое продолжение Камчатки. Следовательно, Камчатка естественное природное основание Японии и, вполне возможно, прародина самих японцев.

Это открытие вдохновило «Мицу-коси» на новые подвиги, и она захватила побережье Камчатки от Большерецка до Петропавловска.

За ней на Камчатку двинулись все эти Морио, Кага, Семенци, Янагизава, Хосоя, Такамура и бесчисленные другие, но они могли занять только второстепенное положение рядом со счастливым пионером.

Прекрасная нярка, которую требуют самые изысканные, богатые слои японского общества и лондонский рынок, тяжеловесная чавыча, неисчислимая серебристобокая хайко [5] Xайко — кета. и ее младшая сестра горбуша!...

«Мицу-коси» богатела с каждым днем. Миллионы обитателей моря превращались в золотые миллионы, которые отягощали банковские подвалы фирмы и волновали ее инстинкты.

Она видела врагов всюду: американцы, англичане, даже австралийцы! «Мицу-коси» требовала для Японии главного места под солнцем.

В течение сорока лет Америка снабжала своими лососевыми Англию и ее доминионы. С 1920 года японские рыбопромышленники наступают на английские рынки. Их консервные армии вооружились непобедимым оружием — дешевизной.

И американцы отступили на многих участках.

Но этого мало: по замыслам «Мицу-коси» американцы должны уйти и со своих собственных рынков. Это казалось делом самого недалекого будущего. Все пути для них были отрезаны: японская консервированная рыба уже проникла в Филадельфию и Чикаго.

Акционеры «Мицу-коси» ощутили победу, им захотелось вкусить от тех плодов, которые дает победа. На легких комфортабельных яхтах они пересекали бирюзовые океаны, отдыхали под пирамидами и погружали свое тело в горные озера Швейцарии. Они путешествовали по Англии, Франции и Италии. Они были более европейцами, чем сами европейцы. Им нечего было беспокоиться: в Хакодате оставался господин Яманаси.

— Камчатка — прародительница наших островов — теперь наша до скончания веков, — любил говорить Яманаси. — Японское рыболовство на Камчатке сыграет роль Южно-Маньчжурской железной дороги на материке.

Этими словами Яманаси намекал, что вслед за японскими рыбаками на Камчатку переселится немало японцев и, так сказать, самый дух Японии.

Японский дух на Камчатку, действительно, переселился, — он вылился в простую формулу: «лови рыбу с таким расчетом, чтобы за один сезон выловить всю».

Все шло благополучно, но вдруг случилось нечто, о чем ни Яманаси, ни акционеры никогда не помышляли.

Японская армия, победительница русских императорских войск в Порт-Артуре и на полях Маньчжурии, начала отступать перед красными солдатами.

Этому не хотели верить, но это было так. Через полгода японцы покинули Приморье. Они вернули России Северный Сахалин и Камчатку.

Для Яманаси это была катастрофа. Он стал мрачен. Планы, один другого бешеней, возникали в его мозгу.

Советские рыбаки появились на камчатском побережье и вели себя так, как ведут хозяева. Только путем чрезвычайного напряжения Яманаси удалось удержать за фирмой сто — правда, самых ценных — участков. Сто прекрасных участков, легкие переносные рыбоконсервные заводы и опытная рабочая сила, оплата которой грош, — это еще почва, на которой может пышно произрастать дерево фирмы. Это еще почва для победоносной войны.

Яманаси решил воевать. Если правительство вынуждено было отступить, то он не отступит.

Он поехал в Токио и получил аудиенцию у господина Иосида, министра иностранных дел. Он изложил ему свою программу борьбы, и министр одобрил ее.

Аудиенция происходила в частном доме, куда министр уединился для приведения в равновесие своих мыслей и чувств.

Иосида сидел на низком диванчике, босой в просторном кимоно, потомок старого дворянского рода, ветеран войны 1904—1905 гг., раненный в бою под Ляояном.

В те годы Иосида думал, что оружие — это сабли, винтовки, пушки, а война — движение батальонов, уничтожающих противника и, в свою очередь, уничтожаемых противником... О деньгах тогда он думал с презрением. Солдат, японец и деньги — были для него понятия несовместимые.

С тех пор прошло 25 лет. Как все изменилось в мире и прежде всего в Японии!

Как изменчива человеческая душа!

Иосида теперь думает о деньгах совершенно иначе.

И о войнах он думает иначе.

Воевать могут не только генералы, но и рыбопромышленники... К этой истине не так-то просто было прийти члену старого дворянского рода Японии.

Может быть, ни в какой другой стране не презирали так купцов всех видов и рангов, как когда-то в Японии.

Времена, времена! Как изменчивы времена и как изменчивы люди!..

— Я буду вас поддерживать во всем, — сказал Иосида. — Иногда армии оставляют поля битв.

— Я не оставлю никогда, — отрезал Яманаси.

Фраза была грубовата, но она понравилась Иосиде. Он засмеялся и в течение нескольких минут смотрел в щель от раздвинутой сёдзи. В саду около пруда сидел на корточках мальчик и сооружал дома из раковин и цветных камешков. Черная голова мальчика, его голая загорелая спина, зелень кустов и темнота воды — все это понравилось министру. Он снова рассмеялся: