Алексей Кожевников - Том 2. Брат океана. Живая вода

От плотины Степан Прокофьевич и Застреха прошли вдоль всей трассы магистрального канала. Здесь работа была однообразней — выбрасывали из русла канала на борта землю, и только, — и потому казалась стройней.

— Ну как, и сегодня не верите? — спросил Степан Прокофьевич.

— Все-таки лучше отложить эту затею. Сначала досеять, а потом строить — верно и спокойно. Зачем играть с неизвестным?

— Я уверен и спокоен. Если вы сомневаетесь — смотрите, считайте, убеждайтесь на любой манер, как хотите!

Вернулись к плотине. Степан Прокофьевич сбросил китель и взялся за лопату: утром он не успел отработать свою «Залогу».

— А вы, товарищ Застреха, не желаете подмогнуть нам? — сказал коновозчик Хихибалка, подъехавший в тот момент с пустой грабаркой.

— Надо, надо. Следует, — поддержали его голоса из «Залоги», — у нас такой устав. Даже чужие люди, к примеру почтальон, никогда не пройдут мимо не покопавши.

А Хихибалка, не дожидаясь согласия, уже подавал Застрехе лопату и балагурил:

— Аккуратненькая, светленькая — такой лопаточкой только мед черпать. Вызываю вас на соревнование. И вас, Степан Прокофьевич. Армия, слушай мою команду! — Он мигом распределил землекопов так, что на долю Степана Прокофьевича, Застрехи и свою оставил по целой пустой грабарке. — Начинаем!

Отказаться — значило стать потехой. Цель у Хихибалки была явная — вышутить его, и Застреха решил поспорить. Но и досталось же ему! Он никогда не копал как следует, лопат через десяток его уже прошиб пот, еще немного — и заболело в пояснице, а самое скверное — на руках вздулись, лопнули и засаднили мозоли. Понатужившись изо всех сил, Застреха нагрузил грабарку одновременно со своими соперниками и победоносно воскликнул:

— Ну, кто кого умаял?

— Посмотрим. Соревнование не кончено, — отозвался Хихибалка.

— До каких же оно пор?

— До «залоги».

— Ну, нет. Мне некогда. Я не за тем приехал.

— А у нас устав — отработать «залогу». Иначе не в счет, иначе — дезертирство. А вы думали: прыг-скок, наклевал одну грабарку — и на доску Почета? Дезертирство.

— Считайте как угодно. — Застреха начал поспешно надевать пальто.

— Так и посчитаем. Мы народ без спуску. Ау, товарищ начальник, проиграли. — Хихибалка закатился смехом. — Извините, смешинка в рот залетела.

Застреха взял у Кокова сведения, что и сколько сделано на строительстве, ушел в заезжую и занялся подсчетом. Решить дело оказалось не так-то просто. Заявить, что проект и смета сделаны плохо, что строительство обречено на провал, как это казалось ему, рискованно. Не будучи строителем, Застреха не мог судить об этом, а поскольку их делали работники Опытной станции и они же руководят строительством, можно предполагать обратное — тут все правильно и надежно. Но и взять Лутонина под свою защиту — тоже риск. Он нарушил план, не подчинился приказу Рубцевича, да если вдобавок к этому провалит стройку и сев, — вот тогда и отвечай за него!

Долиной Биже, неподалеку от строительной площадки, шли табуны, перегоняемые с зимних пастбищ на весенние. При конях по этому случаю были обе смены табунщиков: одна несла дежурство, другая ехала свободно. Равняясь со строительной площадкой, свободные табунщики расспрашивали, что делают тут, — многие, работая далеко в степи, еще не слыхали о строительстве, — разглядывали плотину, русло канала, живо придумали новое состязание — прыгать через канал на коне. Некоторые брались копать, перетаскивать камни, бревна, нагружать и разгружать машины. Насытив любопытство, испробовав силу, показав ловкость, табунщики возвращались к табунам, чтобы отпустить на стройку своих товарищей.

В большинстве табунщики были ловкие, сильные, закаленные, не знающие устали молодые люди. Глядя на них, секретарь комсомольской организации, шофер Тохпан Кызласов, думал: «Сюда бы их, вот пошло бы дело! Если „Залога“ из конторских служащих, инвалидов и стариков дает выработку хорошей бригады, то „Залога“ из табунщиков даст еще больше. Кроме табунщиков, есть гуртоправы, чабаны, такие же крепкие, неустанные люди. Они работают в две смены. Куда девать молодому, здоровому человеку двенадцать свободных часов в сутки?»

Тохпан сам был табунщиком и знал, как тратится это время. Поспишь на степном воздухе четыре-пять часов — и свеж, как горный ключ. Готовка еды, ремонт одежды, сбруи отнимают часа три. Остальное идет на охоту, песни, игры, болтовню. Одна беда — эти люди работают далеко; пока скачут в Главный стан и обратно, свободного времени не останется. Если бы поближе, какую бы замечательную собрал он «Залогу»! Каждый день еще человек сто работали бы по два часа.

Тохпан вылез из кабины — он подвозил на трехтонке землю для плотины, — оглядел, кто из табунщиков есть поблизости, позвал их и рассказал о своем замысле: подтянуть табуны, гурты, отары к Главному стану, чтобы табунщики, гуртоправы, чабаны в свободное время не болтались попусту, а помогали строить.

— Хорошо. Правильно! — зашумели весело табунщики.

Для них, живших одиноко в пустой степи, побывка в Главном стане, на людях, работа артелью были праздником.

Тогда Тохпан направил их в степь рассказать другим табунщикам, чабанам, гуртоправам, что задумана новая «Залога», и спросить, согласны ли они работать в ней.

От табунов к гуртам и отарам помчались всадники: не слезая с коней, они рассказывали про новую «Залогу» и поворачивали обратно на постройку доложить Тохпану, что все согласны, пусть только разрешат им пасти скот вблизи Главного стана.

На постройке появилась девушка Сурмес — «овечья царица», нашла Тохпана и спросила:

— Люди говорят, если покопать немного землю, тогда будет облегченье для наших овечек. Не надо гонять их за Енисей. Верно это?

— Верно.

— Лопаты дадут нам?

— Дадут.

— Когда можно начинать? Мы будем приходить каждый день — одна смена утром, другая вечером.

Тохпан спросил, где пасется отара. Паслась километрах в пяти-шести от Главного стана. Но чабанов не пугало это неудобство: чтобы избавить своих овечек от перехода за Енисей, они были согласны и на большее.

«А все-таки для чабана лишних десять — двенадцать километров в день — не легкий добавок. Чабаны — не табунщики, работают пешеходом», — подумал Тохпан и сказал:

— Ходить не надо. Мы придумаем что-нибудь полегче. У нас есть машины, кони. За вами приедут.

— Спасибо, — сказала Сурмес, и ее красиво повязанная голова, проплыв среди шляп, кепок и обнаженных голов строителей, скрылась за холмами.

Вечером, не заходя домой, Тохпан помчался в контору к директору. Степан Прокофьевич сидел один в кабинете, склонившись над списком рабочих, и думал, кого бы еще перевести на постройку. Когда Тохпан изложил свой замысел, Степан Прокофьевич радостно потер руки, расправил плечи, точно был перед этим туго связан и вот наконец вырвался, затем подошел к Тохпану, похлопал его по плечу и сказал: