Алексей Кожевников - Том 2. Брат океана. Живая вода

Только что свернули за остров — повстречалась моторная лодка: Василий послал ее за Большим Сенем; взяла она остяцкую берестянку на буксир и живо доставила к берегу. Там встретил Василий, долго, крепко жал всем руки, а Сеня обнял и поцеловал.

— Вот мы и приехали. Начинаем город!

— А как думаешь звать свой город? — спросил Сень.

— Уже назван, Игарка.

— У меня Игарка, у тебя Игарка. Приедет новый человек: куда приехал — запутается.

— Твоя будет Малая Игарка.

Сень помахал рукой на пустой берег и засмеялся:

— Однако моя Игарка больше твоей.

— Ну, тогда — Старая Игарка. Разделимся как-нибудь.

— Малая, Старая… Ладно. А Игарку, друг, я не отдам. Была моя Игарка — Игарка и будет Игарка. Игар-то Иваныч на моем берегу спит. — Сень нахмуренно и строго уставился на Василия. — Знай, друг!

— Я и не думаю отнимать.

В протоке кипела уже шумная, бойкая работа, началась она будто не час назад, а шла тут вечно. Три стрелы подавали из пароходных трюмов на пестрый береговой галечник мешки, ящики, бочки. Радуясь простору, звонко выпевали три боцмана: «Майна! Вира!»

Артель грузчиков вытаскивала с баржи на песок бревна, там подхватывала их другая и волочила канатом в гору. Было грузчиков человек тридцать, а казалось, с сотню: такие все большие, плечистые, в широченных шароварах, из каждой шароварины можно выкроить юбку. Грузчики пели бурлацкую. Запевал Сашка Чухломин и тут же обновлял песню сообразно месту и событию:

Когда Сашкин голос спотыкался, грузчики пели без слов, одним звуком.

Лесорубы валили игарский лес, освобождая место для палаток, грузов и костров. Пильщики резали на дрова сухостой и валежник. Женщины разводили огни, навешивали котлы, подбоченясь, таскали на коромыслах воду с Енисея и поглядывали на солнце, много ли осталось до заката.

Василия постоянно останавливали капитаны, техники, десятники, рабочие. Капитан Уваров не знал, куда выгружать пиленый лес, ходил целый час, и всюду, даже на буграх, на самых крутых скатах — мокрый мох, под ним грязь.

На береговой обочине грудами лежали льдины: голубые, синие, зеленые, фиолетовые, с ржавыми железистыми пятнами, льдины, собранные Енисеем с разных рек, от разных берегов и брошенные здесь полыми водами.

— Выгрузишь лес — потемнеет. Землица!.. — ворчал Уваров.

— На камешки его, на камешки! — говорил Василий. — А землю напрасно хаешь. Вон тебе какая гавань.

— Гавань — да… А земля все же… — Длинноногий, сухопарый Уваров снова пошел месить болото.

Василия поймал завхоз: надо оставить часть барж неразгруженными.

— Все до единой в немедленный возврат! — Василий подтолкнул завхоза локтем. — Вон Уваров идет. И ты за ним, за ним!..

Сбежались хозяйки: где же печь хлеб? Пароходы и баржи собираются уходить, туда уже не пускают. А печники лежат — развалились на берегу, им-де пока отдыхать можно, за ними дело не станет, а торопятся пускай плотники. Будут дома, бараки — будут и печки.

— А ну, позовите печников! — крикнул Василий. — Где будем хлеб печь?

— Товарищ начальник, сперва дом ставят, печку потом.

— Наоборот можно?

— Можно-то можно. И на руках ходить можно. Чудно только, засмеют.

— Кто?

— Мы, сами.

— Сами? Веселей будет. Начинайте с печек!

За печниками пришли плотники.

— Кого слушаться? Теребят все. Одна инженерша из себя выходит, требует уборную.

— Вам слушаться инженера Тиховоинова. Он у нас — главный плотник. От меня один заказ: постройте ларек, торговать хлебом. — И вдогонку печникам: — Торопитесь! Я плотникам хлебный ларек заказываю.

— Будут!

Сень внимательно приглядывался к людям, к работе, подбирал место для себя и для Кояра. С Кояром было просто: он — молодой, рослый, плечистый — подойдет и в грузчики, и в плотники, и в лесорубы. Но для себя Сень не видел ничего подходящего: в грузчики слаб, пилить дрова надоело, учиться плотничать поздно. Разве что кричать: майна-вира!

С берега перешли на пароход, там в кают-компании был накрыт для гостей чай. За чаем Василий сам заговорил о работе.

— Давай-ка, Большой Сень, подумаем, чем будем кормить наш город. — Он сказал, что уже к осени в городе будет человек восемьсот народу, а года через два — тысяч десять. — Все привозить сверху на такой город, сам понимаешь, трудно и дорого.

— Рыбки-то в Енисее много, — сказал Сень. — Рыбку будем ловить.

— Я про рыбку и думаю. Вот человек нужен — наладить хорошую неводьбу? Ты как? Возьмешься?

Сень согласился. Кояру Василий посоветовал не торопиться уходить в грузчики, Яртагину — быстрей расти и учиться, а вырастет — стать лоцманом.

— Скоро будет большая нужда в лоцманах.

Потом упрекнул Яртагина: совсем взрослый, а стреляет все из лука.

— Им только шишки обивать на кедрах. Сто раз промахнуться можно: шишка не улетит.

Яртагин отошел от стола, подальше в угол, косоватым прищуренным глазом обвел каюту и выпустил стрелу в самовар. Она с высоким коротким свистом пролетела сквозь дужку чайника, стоявшего на самоваре, потом в открытое окно, через палубу и, состругнув тоненькую стружку с волны, нырнула в Енисей.

— О-го! Нельма, сын-то! — вскрикнул Василий.

Яртагин протянул ему лук, Василий замахал руками:

— Куда! Мне и в окно не попасть. Я только в небо.

Яртагин давно имел собственное ружье, стрелял и промышлял наравне со взрослыми — ему шел уже пятнадцатый год, — но такой лук, какой у него, предпочитал ружью. Лук был стальной. Вакуйта, случайно выменявший его на песца в Туруханске у заезжего человека, уверял, что по всему Енисею нет другого такого. А Яртагин еще и улучшил его: купил лук с одними остроконечными стрелами, затем придумал и наделал много новых, разных стрел — с шариком на конце, которые бескровно убивали мелких птиц и зверьков; стрел, оперенных остро заточенными железными пластинками, такая стрела была способна одна срезать головы целому утиному выводку, когда он плывет веревочкой; обдумывал такие стрелы, которые бы летали по кругу и, убив кого надо, возвращались к хозяину.

В тот же день Большой Сень получил в свое распоряжение моторную лодку с мотористом и отправился по станкам и рыбалкам разговаривать с рыбаками. Через два дня он вернулся в город. С ним было человек шесть рыбаков, они приехали заключать договор. Город давал рыбакам материал для неводов и сетей, одежду, обувь, хлеб, чай, сахар и все другое, необходимое для жизни; рыбаки, со своей стороны, обещались увеличить улов рыбы и сдавать ее городу. Всем стало хорошо: в городе была постоянно свежая рыба, а у рыбаков отпала нужда ездить за товарами в Туруханск.