Валентин Гринер - И шаль с каймою

— Пошевеливайся, Сидельников, — незло прикрикнул дежурный. — Или не рад? Жаль расставаться с нашей фирмой?

— Век бы ее не видать, — грустно обронил Володя.

— Тебя сюда пряником не манили. Сам напросился… Пошли в контору, там, говорят, тесть за тобой приехал.

— Какой еще тесть?

— Тебе лучше знать. На чьей дочери женился — тот и тесть.

Володю даже в жар бросило. Неужели правда каким-то чудом оказался здесь Александр Иванович, Зинин отец? А что, может, приехал в Кусинск погостить, узнал про художества зятя и решил лично убедиться. Он мужик крутой и своенравный. Примотал сюда, чтоб сообщить, что Зину с Генкой уже отправил домой, в Вологду, а ему, Володьке, привез ключи от квартиры и письмо от жены, в котором она пишет, что уже подала на развод…

Следом за дежурным Володя вошел в зданьице конторы, вынесенное за зону. В конце длинного и плохо освещенного коридора он увидел одиноко сидящего человека, не смог сразу разглядеть его, но по мере приближения Володины ноги становились непослушными, ватными, будто ступал он по зыбкой палубе корабля, попавшего в шторм…

— Принимайте, папаша, зятька, — сказал дежурный, открывая дверь с табличкой «Начальник спецприемника капитан Сидоров». Напротив этой двери понуро сидел Степан Петрович Козюбин. Не поднимаясь с длинной скамьи, он вяло оглядел Володю и нехотя протянул ему руку.

— Погулял, значит, — проговорил Козюбин с тяжелым вздохом, — А я-то столько лет считал тебя образцово-показательным… Садись, рассказывай толком, чего хоть сотворил.

— Такой случай случился, — пробормотал Володя.

— Не случаи нас ищут, мы их, — поднял палец Степан Петрович. — Поехал, выходит, в седле, а оказался в земле…

— Чего уж теперь говорить…

— Говорить, правда, нечего, а договориться надо…

— С кем договориться?

— Нам с тобой. Насчет твоей болезни.

Сидельников удивленно глянул на Козюбина.

— Какой болезни?

— От которой ты десять дней страдал в городе. — Козюбин усмехнулся. — Употребил в пищу некачественный продукт — колбасу вареную — и угодил в больницу с острым отравлением. Собрался к поезду, приехал на вокзал, телеграммы отослал, чтобы встречали, а оно и прихватило тебя, отравление. На «скорой» увезли. Соображаешь?

— Соображаю… Но как же…

— Остальное не твой вопрос. Зина каждый день прибегала ко мне, отпрашивалась ехать в город. Я не отпускал. Сказал, что звонил в больницу, говорил с тобой. Все нормально, дело идет на поправку, скоро явишься…

— Но ведь бумага из милиции…

— Из суда, — уточнил Степан Петрович. — Бумага была и уплыла. Читали ее двое: начальник и секретарь. Все! Считай, что ее не было…

У Володи разом отлегло от сердца. Ну, Козюбин! Ну, мужик!.. Значит, в поселке никто ничего не знает!

Козюбин достал пачку «Беломора».

— Закуривай, — пригласил. — Здесь, наверно, не давали.

— Спасибо. Бросил.

— Как бросил? Насовсем?!

— Насовсем, до скончания дней.

— Молодец. Себе, что ли, напроситься сюда на недельку, — горько улыбнулся Степан Петрович. — С кем хоть пил?

— С тем самым, который цепи принес. Замачивали в ресторане. Но он тут, ни при чем. Я сам ввязался…

— Цепи-то где? — оживился Козюбин.

— Все у них, — Володя кивнул на дверь. — Даже бритву отобрали. — Он потрогал лицо, поросшее рыжей щетиной и сильно похожее на круглый кактус.

— Сколько штук достал?

— Семьдесят.

— Хоть не зря отсидел…

— Как там дела дома?

— Крутимся кое-как. Одолжились у черноборцев. Взяли десяток под честное слово. Требуют уже. Ладно, не с пустыми руками приедем…

Из кабинета начальника вышел дежурный и велел Сидельникову заходить. Вместе с «тестем».

Они вошли. Степан Петрович присел в уголке, а Сидельникову капитан Сидоров велел занять место напротив своего стола.

— Значит, освобождаетесь, Сидельников, — проговорил капитан. — Срок вашего наказания истекает… — он глянул на часы, — через двадцать минут. За это время мы успеем с вами рассчитаться… Получите, гражданин Сидельников, ваше имущество. — И капитан стал зачитывать протокол: — Деньги в сумме сто четырнадцать рублей тридцать восемь копеек… Минус пятнадцать рублей за услуги медицинского вытрезвителя…

— В фонд мира, — ляпнул Козюбин.

— Пересчитайте, — велел капитан и пододвинул деньги к краю стола, где понуро сидел Володя.

— Чего там считать. Я милиции верю, — пролепетал Сидельников, поражаясь, как много промотал он в тот вечер. Домашних было сотни три, да и от казенных кое-что оставалось… Ладно, черт с ними, с деньгами. Жалко, конечно, но не в деньгах счастье. Поднажмем, рассчитаемся — и с женой, и с государством. Это уже десятый вопрос…

— Гражданин, пересчитайте, — строго повторил капитан.

— Делай, как говорят, — по-начальственному шумнул Козюбин.

Володя нехотя пошевелил купюры грязными пальцами, небрежно сунул в карман.

— Все правильно.

— Идем дальше, — сказал капитан, углубляясь в бумажку.

— Паспорт на имя Сидельникова Владимира Никаноровича… командировочное удостоверение… часы наручные… браслет анодированный… ручка шариковая… ремень брючной… галстук кримпленовый…

Володя плохо слушал. На душе было противно.

Капитан бросил взгляд в угол комнаты, где стоял ящик, из-за которого, в сущности, все и случилось. Володя тоже глянул туда — две верхние планки были оторваны от ящика и лежали сверху, поблескивая остриями гвоздей.

— Идем дальше, — буднично продолжал капитан. — Ящик с метизами, обнаруженный в номере гостиницы, где проживал арестованный Сидельников. При вскрытии в ящике оказалось: целей режущих для бензомоторной пилы «Дружба» — десять штук; гвоздей — около тридцати килограммов…

— Каких гвоздей? — вырвалось у Володи.

Козюбин непонимающе таращил глаза, переводя взгляд то на Сидельникова, то на капитана.

— Это вам, гражданин Сидельников, лучше знать, каких… По-моему, есть «сотка», есть «восьмидесятка», даже «двухсотка» попадается. Мы их не сортировали, не взвешивали, определили на глазок…

— Понятно, — процедил Володя, скрипнув зубами.

— Что понятно? — насторожился капитан. — Вы с чем-то не согласны? Претензии выкладывайте сразу.

— Согласен. — Володя отвел взгляд. Впервые за много лет ему захотелось разреветься как маленькому.

— Ты говори, говори, если что не так, — посоветовал Козюбин, уловив неладное. Но, взглянув на Володю, осекся, не стал настаивать.

— Тогда все, — сказал капитан, вставая. — Забирайте свое имущество. Мы с вами в расчете. Здесь поставьте подпись. — Официальная часть была закончена, и потому, видимо, милиционер позволил себе дать Володе частный совет, дружеский. Он даже перешел на «ты». — Постарайся, товарищ Сидельников, встречаться с работниками нашего учреждения только на праздничных вечерах по случаю Дня милиции…