Гавриил Кунгуров - Оранжевое солнце

Дагва повернулся в сторону Намги:

— Ни у кого теперь в юрте нет очага, всюду печурки, о дыме позабыли. Юрта не уродует даже аймачный центр, а украшает. Во всех городах мира древнее стоит мертвой музейной редкостью, а монгольская юрта, возраст которой семьсот лет, уживается с каменными домами и строениями двадцатого века. Гордиться надо!.. Скотоводы наши, особенно в Гоби, еще кочуют; как же им без юрты? — Дагва любил пышные слова, пропел гимн юрте: — Выпьем за древнюю красавицу, которая и в наш век космоса и техники не утратила своей красоты!..

— Выпьем, — поднял чашку Цого, — только прибавлю к словам Дагвы: «Не спеши топтать старое, запнешься, упадешь!..»

Дулма склонилась к Дагве:

— Не знаешь ли, как живет наш Гомбо?

— Гомбо — птица столичная. Встречался с ним. Жирный стал, вот такой! Ему положено — начальник...

Цого вступился:

— Уважаемый Дагва, зачем внучка моего порочишь? И у тебя живот растет...

Дагва не смутился, ладонью провел по животу:

— Есть накопление, есть... Забыл обрадовать: Гомбо женится...

У Дулмы рот раскрылся. Цого стукнул трубкой об стол.

— Не писал, негодный, об этом, не писал!..

Дагва стукнул трубкой об стол, подражая Цого.

— Почтенный Цого, зачем ты ругаешь внука? Кто на тебя сердился, когда ты женился на Дулме?

Старик замолчал, сердито взглянул на Дагву:

— На ком Гомбо женится?

— На Цэцэг...

— Какой Цэцэг? Дочери Бодо?

— Поднимай, почтенный, выше, — и Дагва вскинул руку вверх, — на дочери директора комбината. Художница, разрисовывает игрушки цветными лаками...

— Уголком уха слышал, до времени помалкивал, — включился Дорж и зажег трубку отца, она у него погасла, старик дрожащими руками доставал уголек из печурки.

Дулма истерзалась от любопытства:

— Красива, умна, достойна?..

— Не знаю. Эта шкатулка для меня закрыта... Видел я Цэцэг один раз. Мы, ветеринары, народ грубоватый, скажу — не выбракована, девушка на виду... Быть по-твоему, почтенная Дулма: красива, умна, достойна, если понравилась Гомбо. У каждого своя мерка... Гомбо ведь в Советском Союзе побывал. Ездил вместе с Цэцэг. Запомнилось, говорит, надолго, может, на всю жизнь. Был на трех фабриках игрушки. Мечта его — поработать бы там хотя полгода...

— Писал Гомбо. Прислал открытки Москвы, Кремля. Где они? — потребовал Цого у Дулмы.

— Мне показывал Гомбо и альбомы и открытки, — остановил старика Дагва. — Об Эрдэнэ в газете читали?

— Прислал газету. Читали. Ударник.

Дагва поднял над головой чашку, просящими глазами показал в сторону печурки, на которой заманчиво побулькивал чайник. Любая хозяйка будет довольна, гость еще желает выпить чая. Намга всем наполнила чашки. Отхлебывая искусно сваренный зеленый чай, а это умеют делать не во всякой юрте, смакуя его и заедая сухим творогом, Дагва рассыпал неожиданные слова:

— Пора и лошадку арканить... Сильные и всесильные, пошлите ветврачу успех...

Все переглянулись, а он, улыбчивый, сияющий, подошел к Цого:

— За тобой я приехал, почтенный. Машину сгонял в Белую долину, там когда-то стояла твоя юрта. Вижу, нет, чистое место. Заехал к соседу твоему Бодо. Тут и открылось: ты снял юрту, уехал на жительство к сыну...

Дагва выпил чай, Намга налила еще, не отказался.

— Есть у нас племенное хозяйство. Улучшаем породу овец. Человек ты многоопытный, знающий. Сколько получил Почетных грамот? Помню, пол-юрты было завешано ими. А премий?.. Перевезем твою юрту, поставим на самом красивом холме. Вместе с Дулмой будешь приглядывать за овечками лучшей породы. Зимой не пасем, а в травное время пасут пастухи...

— Сторожить? — возмутился Цого.

— Есть и сторожа и собаки. Нужен умный практик, любящий свое дело. Соглашайся...

— Директором делай его, директором, — горячился Дорж.

— И директор есть, а овцы падают...

— Не поддавайся, отец, живи, отдыхай. Заслуженный отдых, зачем ты его, Дагва, уговариваешь? — еще больше горячился Дорж.

— Работа стариковская. Молодежь там старательная, рада будет, хорошо встретит...

— Где же это хозяйство? — спросил спокойно Цого.

— Недалеко отсюда, километров сто...

— Только что юрту поставил, еще и не обжился в ней...

— Перевезем, поставим...

— Трудился с Дулмой, собирали аргал...

— И аргал перевезем. Да дров сухих там много...

Дулма оживилась:

— Жарко горит аргал с дровами...

— Места — благодать, красота, ровная степь, — раздувал огонек Дагва.

— А водопой? — деловито поинтересовался Цого.

— Водой обеспечен, колодец, моторы качают...

Цого прошелся по юрте, упоенно посасывая трубку, подошел к Дагве, усмехнулся:

— Все есть: директор, пастухи, корм, вода... Почему же овцы падают?..

— Тебя, отец, не хватает, — с усмешкой вставил Дорж.

Дагва его оборвал:

— Уважаемый Цого, не стану тебя тянуть на веревке, ты не упрямый бык... Садись в машину, съездим, поживешь, приглядишься, потом и юрту твою перевезем...

Дорж возмутился:

— Отец живет у меня. Что ж я, никто? Мои слова — дорожная пыль!..

— О, извини, я сижу в твоей юрте? — ехидная усмешка скользнула по лицу Дагвы.

Глаза Цого и Дулмы встретились. Глаза Цого спрашивали: да, нет? У Дулмы отвечали: да...

— Зря шумишь, мой бывший помощник, ныне и сам начальник. Наша ветеринарная служба, дорогой Дорж, за скот головой отвечает... Если он падает, каждый может нас уколоть. Тебе не больно?

Дорж притих. Цого стоял перед Дагвой:

— Зачем терять время, поедем скорее...

— Да, чуть не увез обратно новость. В госхозе покупают третью легковую машину, «газик» для ветврача. Техника, время надо ценить, успевать всюду. Будешь теперь, Дорж, ветром носиться по степи от пастбища к пастбищу. Не обидно ли... У тебя новый «газик», а у меня машина стала часто кашлять, — сокрушался Дагва.

Его проводили, с ним уехал и Цого.

Дорж и Намга сникли, пошли домой недовольные. От Дагвы всегда жди неожиданное. Таким знала его вся степь... Дулма стояла у юрты, кутаясь в шубу, смотрела в ту сторону, куда скрылась машина цвета поблекшей травы. Нетрудно заметить, как зажглись ее глаза, как улыбалась она, и морщины лица становились менее приметными.

...Миновало две недели. Пришла грузовая машина из племенного овцеводческого хозяйства. Молодые люди быстро управились: разобрали юрту Цого, погрузили, и на пригорке, где стояла его юрта, остался приметный след — темный круг, остатки аргала. Любой степняк, проходя мимо, скажет: здесь недавно стояла юрта.

Цого поставил юрту на привольном месте, на склоне горы, между остроконечными холмиками, обосновался по-хозяйски накрепко. Проезжающие любовались, завидовали и говорили: умеет старик выбирать место. Догадаться трудно, что украшает восточный склон горы — юрта ли Цого или эти холмики его почтенную юрту.