Михаил Жестев - Татьяна Тарханова

В колхозе Афонька увидел новую возможность кормиться не работая. Его жена, бывшая тархановская горничная, была неспособна к крестьянскому труду, но и она и выводок ребят требовали еды. Афонька писал в колхоз заявления о ссудах, о вспомоществовании хлебом или одеждой. В городе он был приказчиком, а в деревне числился бедняком, жил на подаянии у Советской власти. Да, удивительные, странные вещи бывают в жизни. Княжеского отпрыска Афоньку она делает бедняком, а Игната Тарханова, потомка крепостного, обиженным середняком. И невдомек этому середняку, что в великое время крутых поворотов самый маленький необдуманный поступок может привести к самым большим и очень печальным последствиям.

Игнат и Василий шли на конюшню по широкой, усаженной березами дороге. Ночь была лунная, морозная, и все вокруг — сугробы по обочинам, стволы берез и заснеженные поля — сияло, искрилось бирюзовым светом. Игнат не таился. Он даже хотел, чтобы на конюшне был Тарас Потанин. Старый друг поймет его и отдаст Находку. А как же иначе? Ведь Афонька истязает не коня — душу человечью...

На колхозной конюшне горел тусклый огонек закоптелого фонаря. В ночной тишине мягко постукивали копыта, едва слышно позванивала цепь в деннике жеребца да похрустывало сено, словно кто-то осторожно ступал вдоль кормушек. Изредка тишина нарушалась призывным ржаньем. Тогда спросонья

….. ись в сторону и заливались на разные голоса

….. жеребята.

….. Находку и повел ее из конюшни.

….. Афонька Князев. Но не успел он

….. увидел Тараса. В стоптанных,

….. валенках, слегка припадая на

….. амывающей походке покачивая «летучей мышью», он шел вдоль конюшни. Игнат заспешил ему навстречу.

— А я думал, обязательно зайду, предупрежу, чтобы утром не искал, беру Находку!

— Поставь на место!

— Не ездить Афоньке на ней. Мой конь!

— Не Афонькин и не твой. Общий конь, наш, стало быть! — и протянул руку к узде.

Игнат оттолкнул Тараса:

— Не тронь! Сначала научи всех животину оберегать, а потом и делай общей. Не дам, чтобы Находку на живодерню сволокли.

— Подумай, что делаешь, Игнат! — вновь подступи им к Тарханову Тарас. Против себя идешь. Не могу я тебе лошадь отдать. Ты возьмешь, а за тобой бросятся другие. Что с колхозом будет? Ведь толечко на дорогу становимся. — И, взметнув фонарем, схватил узду и закричал на Тарханова: — Уйди отсюдова!

Игнат и Тарас стояли бок о бок, не желая уступить друг другу Находку. Неожиданно Игнат кинулся Тарасу под ноги и, повалив его на землю, крикнул сыну:

— Скачи домой!

Но Тарас уже смахнул с себя Игната и бросился к Василию. Василий, верхом на лошади, метнулся к воротам. Тарас изловчился, схватил его за полу полушубка и стащил на землю. А Игнат уже снова наседал на Тараса. Не выпуская поводка, Тарас упал на землю и увлек за собой Игната. Игнат хрипел:

— Вот какой ты друг!

— Сволочь ты, а не друг!

Испуганная Находка рванулась и, почувствовав свободу, вымахнула на улицу. За ней побежал Василий.

Неизвестно, кто первый узнал, что Тарханов увел из колхозной конюшни свою лошадь. Едва рассвело, вся деревня двинулась в бывшее помещичье имение. Толпа вплотную подошла к воротам конюшни. Зашумела требовательно, возмущенно:

— Где председатель? Пусть открывает!

— Еремей еще ночью смотался.

— Тогда тащите сюда Тараса.

— Чего его тащить. Он запершись в конюшне.

— Ломай ворота! Бери своих коней!

Из конюшни вышел Тарас. В руках он держал железный засов. Толпа отступила. Этот партийный с характером! Еще двинет!

— Не дело задумали, мужики, — оглядывая толпу, сказал Тарас. — Колхоз развалить хотите?

— Мы за своим пришли.

— Коль меня растопчете — берите. Но первому, кто сунется, несдобровать. — И он слегка приподнял засов.

— А почему Игнату отдал?

— Силой взял. И за это ответит.

— Не бойся, мужики! Не посмеет ударить. Только стращает.

Люди колыхнулись. Кто-то напирал сзади. Толпа наседала. Тарасу стало ясно: уговоры не помогли, угроза не подействовала, засовом не открестишься. Надо придумать что-то другое. И, как неожиданно появился из конюшни, так же неожиданно скрылся за тяжелой дверью, успев сунуть в скобу засов. Толпа застучала кулаками по дубовым доскам, нажала на ворота. Ворота заскрипели, качнулись, но выдержали натиск.

— А ну, взяли!

Кто-то притащил бревно. Толпа сторукая подхватила его и ударила в ворота. Полетели доски, крестовины, все окуталось дымом сенной трухи. Тарас едва успел отскочить. Он видел, как люди бросились по денникам. В сумеречной темноте конюшни не сразу разобрались — где чья лошадь. Кричали друг на друга, вырывали узды, налетали с кулаками:

— Не тронь, убью!

Тарас растерянно смотрел на всеобщую суматоху. Кого-то с обиды даже ткнул в спину. Но быстро пришел в себя, вскочил на ефремовского битюга и погнал в район.

Он вернулся к вечеру. И не один, а с Сухоруковым. Инструктор райкома приехал как представитель чрезвычайной тройки по борьбе с кулацким саботажем. Тут же приказал собрать общее собрание, сам взял на себя председательство и предоставил себе первое слово.

— Может, кто из пухляковцев объяснит, что за происшествие случилось в колхозе? Было на конюшне сорок лошадей, остался один ефремовский битюг. Куда остальные девались? Какие такие конокрады увели коней? — Сухоруков помолчал, перегнулся через стол и спросил Тараса: — А может быть, ты, Потанин, плохо кормил коней? Вот и решили люди денек-другой у себя их подержать, свое сенцо им дать. Спасибо за сознательность. Сознательность сознательностью, только кому ворота чинить? Думаю, так надо будет решить: кто последний вернет лошадь, с того и взыщем. На этом собрание считаю закрытым. Продолжим завтра. А то не понять, кто тут собрался. В колхоз вошли, а у каждого во дворе своя лошадь стоит.

На следующий день, после того как лошади были возвращены на колхозную конюшню и собрание было снова открыто, Сухоруков предложил вместо Ефремова выбрать председателем Потанина.

— Чем Ефремов не гож?

— Не соответствует новому этапу развития колхозного движения, — замысловато ответил Сухоруков. — Неделю назад никто не сказал, что не общество, а он арендатор мельницы, а теперь вот сказали. Рост? Рост! Новый этап? Новый этап! — И не то серьезно, не то из любви к острому словцу добавил: — В общем, сознательности стало больше. Вчера растащили коней, нынче вернули.

Игнат был на обоих собраниях. Сухоруков ни словом не упомянул о нем. И это страшило. Что будет дальше? Поздним вечером вместе с Потаниным Сухоруков пришел к нему домой. Внимательно разглядывая Игната, словно впервые видя его, сказал:

— Так вот ты каков! Говорят, боевой был, против помещиков шел, воевал за Советскую власть.