Михаил Жестев - Татьяна Тарханова

— Неправда, Сережа много работал. Он сам мне говорил, что собрал много материала.

— Собрал материал... — рассмеялся Дроботов. — Вот именно материал... И заготавливается он Сергеем не для науки, а во имя его кандидатской работы. Личной его работы. Вы понимаете?

Татьяна поднялась и внимательно посмотрела на Дроботова. Не скрывается ли что-нибудь за этой неприязнью к Сергею? Что Сергей ему сделал? И вдруг она подумала о том, что раньше никогда не приходило ей в голову.

— Иннокентий Константинович, я перед вами девочка. Но сейчас я требую уважения к себе. Вы можете быть со мной откровенны?

Дроботов помрачнел. Разве он дал ей основания не доверять ему? И в чем вообще она его подозревает? Он был рассержен, но от нее не ускользнула промелькнувшая в его глазах растерянность.

— Я вас слушаю.

— Вы, наверное, догадываетесь, что мы с Сережей любим друг друга.

— Об этом, кроме меня, знает еще весь Глинск.

— Мы решили...

— Пожениться. Это естественно.

— И вы против? Да? Честно скажите.

Дроботов не ответил.

— Что же вы молчите? — Татьяна слегка вскинула голову и проговорила, смотря куда-то в окно: — Теперь мне все понятно. Вы считаете, что я недостойна Сергея, и черните его, чтобы спасти от меня. Ну что ж, это ваше дело... — Она хотела еще сказать что-то обидное для Дроботова, ну вроде того, что ей все равно, что он думает о ней, но сказать не успела.

Дроботов неожиданно откинулся на спинку кресла и громко, раскатисто рассмеялся.

— Боже мой, в чем вы меня заподозрили, милая Танечка. Наоборот. Вы лучше его, глубже и добрее. Он всего-навсего неплохой, но излишне самовлюбленный парень.

— Я люблю его...

— Видите, даже с вами ему повезло.

— Простите, Иннокентий Константинович, если я вас обидела. Я говорила и, наверное, сама себе не верила. А Сережа очень хороший.

— Не буду, не буду обижать вашего Сережу. — Дроботов подошел к Татьяне, обнял ее за плечи и повел к дверям. — Я только хотел одного: чтобы вы не расстраивались. Поверьте мне, старому, опытному человеку. Если Сергею не удастся поступить в этом году в аспирантуру — не велика беда. Пусть поймет, что в жизни все добывается трудом.

Татьяна увидела Сергея из окна библиотеки. Он шел через сквер, как всегда широко шагая, может быть немного быстрее, чем обычно. Его появление было так неожиданно, что, подчиняясь одному чувству, — наконец-то она снова увидела его! — Татьяна бросилась навстречу. Даже после того, как они спустились к реке и там присели на краю мстинского обрыва, Татьяна не заметила, что лицо Сергея осунулось, а в глазах — суровая усталость, и проговорила весело:

— А теперь рассказывай! Все хорошо?

— Все плохо.

— Постой, — растерянно произнесла Татьяна. — Ты расскажи толком.

Он порывисто поднялся с земли и сказал ожесточенно:

— Ты знаешь, что они со мной сделали? Меня держали в Глинске, а в это время втихомолку приняли на мое место профессорского сынка! И не в том дело, кто он. Черт с ним, пусть у него протекция, я бы не возражал, имей он равные со мной права! Но он не имеет никакого отношения ни к почвоведению, ни к агрохимии. Окончил институт по одному профилю, а стать аспирантом решил по другому.

— Но ведь это несправедливо, — возмутилась Татьяна.

— Это подлость!

— А тебе что сказали? Как объяснили все это?

— Место занято, а кто больше заслуживает права, решает, во всяком случае, не аспирант, которому отказано в приеме. Коротко и ясно. И эту стену не пробьешь... Ты понимаешь, когда декан оказывает услугу знакомому профессору, это очень важно для декана. Но когда кого-то несправедливо отказываются принять в аспирантуру, то перед большими делами института этот факт выглядит таким маленьким, что из-за него никто не станет спорить с деканом. Вот и все!

— Ну, а дальше что? Они тебе что-нибудь обещали?

— Теперь меня и на порог не пустят. Я все сказал декану, что я думаю о нем... И это лишь убедило их в собственной правоте. Человек, который разрешает себе дерзко говорить, уже по одной этой причине не может быть в науке.

— Это же абсурд.

— Декан так не сказал, но он так подумал.

— Сережа, ты не обижайся на меня, но, может быть, у этого профессорского сынка есть тема, которая важнее твоей, может быть, он талантливее... Ведь всякие люди бывают.

— О, тема у него прекрасная, — саркастически ответил Сергей. — «О роли родственных связей и знакомств в продвижении по стезе науки». Нравится? Да никакой у него нет темы. Он только в прошлом году окончил институт и весь год ничего не делал. Видимо, это важней моей работы... Если бы он написал на эту тему диссертацию, я бы признал его талант. Но беда в том, что он ничего не напишет! Он возьмет ножницы и из десяти чужих трудов сделает одиннадцатым свой и всю жизнь будет читать студентам прописные истины.

Татьяна удивленно смотрела на Сергея. Все, что он говорил ей о декане и его бездарном аспиранте, разрушало все ее представления о людях науки. Неужели есть такие ученые? Нет, он что-то не понял, не так увидел — все, наверное, обстоит иначе. Но тогда, значит, Сергей завистник, мелкий человек. Нет, и этого она не могла допустить. В душевном смятении она схватила руку Сергея, прижала ее к своей щеке и умоляюще взглянула на него.

— Не надо так говорить. Я прошу тебя.

— Я тоже не верил. Но убедился на собственной шкуре... Перед просьбой знакомого человека все было отброшено в сторону: обещание, право человека и даже его работа, нужная науке.

Татьяна готова была заплакать.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Надо бороться...

— Значит, можно? — обрадовалась Татьяна. — Ты добьешься своего, верно? Ты не отступишь?

— Никогда!

Татьяна восхищенно посмотрела на Сергея. Храбрый, мужественный, сильный. И это о нем Дроботов говорил, что он неженка, счастливчик, не умеющий постоять за себя. Ошиблись, Иннокентий Константинович! И, не стесняясь, что кругом люди, она обняла и поцеловала его.

— Сережка! Ты знаешь, как я тебя люблю!

В доме Тархановых неудачу Танюшкиного жениха переживала лишь Лизавета. Ей хотелось, чтобы ее внучка вышла замуж за ученого и чтобы жила она не где-нибудь на окраине Глинска, а в Ленинграде. Что касается Игната, то, сочувствуя Сергею, он в душе даже был рад, что Танюшка остается в Глинске. Свои люди под боком... А Сергею сказал, чтобы он не расстраивался. Оно, может, и лучше, что так случилось. Глинск все-таки ближе к земле. Сергей ничего не ответил. Но весь его вид, энергичный и воинственный, меньше всего говорил об унынии. Расстраиваться? Нет, не таков он. Даже Дроботов, который, казалось бы, лучше других знал своего племянника, не ожидал от него такой стойкости. И лишь не представлял себе, как думает Сергей добиться своего.