Георгий Марягин - Озаренные

Глядя на крепильщика, на его мину, руки, торопливо шарящие в карманах, шахтеры оглушительно хохотали. Рассказчик артистически имитировал тип простака. Это был один из тех народных артистов, которых встречаешь во многих коллективах людей физического труда. В паузах на работе они овладевают благодарной аудиторией, довольствуясь только одним гонораром — щедрым смехом и одобрением слушателей.

— Я туды... Я сюды. Обшарил все вокруг — нема часов. На карачках до дому от речки прополз, все прощупал. Нет. Как провалились. Порядок! Было мне от моего домоуправа! А тут кто-то еще жену завел на полную пружину: мол, я еще весной продал часы и на них рыбу куповал, а сам по шалманам раков ловил. И всю зиму была мне проработка — признавайся, кому часы сбыл. Я уже на все совещания стал ходить, чтоб дома допроса не было. Надо не надо — хожу, собрания своим присутствием пополняю. Порядок! Ну, зиму я прогоревал, а весною тайком пошел на зорьке на старое место. Сижу и слышу — тик-тик-тик-тик. Как мои часы тикают. Я испужался, думаю, это памороки спирт забил. Может, горячка началась. Бывает такая от перебора. Так нет же, явственно тикают. Слухаю, а самого оторопь берет — нечистая сила. Порядок! А где тикают — не пойму. Тикают и все. Клюет так, что круги от берега к берегу, а мне не до клева. Удку утянуло — без внимания. Рассвело — вижу, под самым жабуриньем у куста лежат часы. Моя «Победа» — в натуре. И сидит возле них лягушка. Что же ты, думаю, зеленая, делаешь возле моего добра? А она лапки протянула и головку заводную вертит. Заводит! Чтоб ты луснула; всю зиму заводила. Порядок! Принес я их домой; и душевно рассказал Васильевне, как нашлись часы. Не обрадовался — лучше б я их кому продал. Началось все сызнова — теперь, говорит, я уж точно знаю, что ты их заложил. За зиму денег накопил, выкупил, а мне байки про лягушку рассказываешь. Я уж не рад, что домой часы принес. Утром встал пораньше, мотнулся на барахолку, загнал часы за полцены, принес деньги. Привязалась, как милиционер, — рассказывай, где закладывал, с кем пропивал.

Хохот заглушил последние слова рассказчика. Не войди парторг с начальником шахты в «нарядную», все еще продолжал бы неутомимый рассказчик свое повествование.

— А мы вас разыскиваем в доме приезжих, — сказал Коренев, увидя Алексея. — Ну, будем начинать. До смены еще сорок минут.

Парторг взошел на помост. Гул в зале резко падал. Парторг выждал, когда стало тихо.

Огромный зал был заполнен до отказа. Люди в пропитанных угольной пылью шахтерках, с лампочками, топорами, отбойными молотками, только поднявшиеся из шахты, стояли в проходах, выглядывали из кабинок; пришедшие на смену в ватниках, бобриковых пиджаках, кожанках плотно уселись на скамейках.

Трудно людям других профессий понять весь торжественный и деловой процесс оформления нарядов на работу под землей. Это подобно разводу караулов в армии, но одновременно это и проверка прошлого дня, итогов труда и своих сил на начинающийся с получением задания рабочий день.

Звенигора коротко сообщил новой смене, как работала шахта, участки, предыдущие смены. Он был доволен — почти на всех участках добыча угля шла равномерно и успешно.

— А теперь, — заканчивая короткий обзор производственной работы шахты, сказал Звенигора, — Владимир Михайлович вас познакомит с таким человеком, про которого будут книги писать, а может, и сказки сочинять... Теперь наши изобретатели всех сказочников обогнали.

— Сегодня у нас наряд необычный, — сказал Коренев, — сегодня не только смена, а вся шахта, весь коллектив наш будет принимать наряд на испытание техники будущего. К нам приехал изобретатель машины для разработки крутопадающих пластов...

Волна воздуха прошла по залу от дружных аплодисментов.

Алексей взошел на помост. Никогда он еще не испытывал такого смешанного чувства приподнятости и неловкости. Сотни взглядов вопросительно, дружелюбно, но вместе с тем с ласковой строгостью смотрели на него в упор. Нужно было рассказать о «Сколе» просто, ясно, искренне.

— Алексей Прокофьевич расскажет нам о своей машине, — сказал парторг и вместе с Звенигорой сел на свободные стулья в первом ряду.

Алексей окинул взглядом и сидевших впереди пожилых, сосредоточенных шахтеров, и стоявших за дальними скамьями молодых, и техников, собравшихся возле кабинки главного инженера. Хотя он не знал никого, кроме начальника шахты и парторга, но сразу почувствовал себя в родной семье, как в комсомольские годы на родной шахте «Кочегарке».

Многие шахтеры были удивительно похожи на тех, кого он знал на родном руднике. Вот тот, пожилой крепильщик с крутым лбом, хмурым взглядом, широкоскулый, напоминал его первого наставника электрослесаря Калинычева, а высокий, плечистый забойщик казался двойником прославленного Никиты Изотова.

Алексей начал свой рассказ ломким, пересохшим голосом.

Но внимание аудитории успокоило Алексея. Он откровенно рассказывал о своих неудачах на «Капитальной», о том, что мнение некоторых авторитетов обрекло его изобретение на полную неудачу. Горечью были пронизаны слова об этом. Он видел, как хмурились лица стариков, как строгими становились лица молодых. И уже не стесняясь, он просил товарищеской помощи шахтерского коллектива.

— Нужна ваша помощь. Судьбу машины решат испытания — испытывать будем в самых трудных условиях. Без вашей помощи никак не обойтись. Я уверен, что может она работать безотказно, избавить людей от ручного труда на пластах крутого падения.

Сойдя с трибуны, он встал у стены под широким окном. Густо сочился синеватый свет. Поскрипывали под ветерком фрамуги.

Снова на помост взошел парторг.

— Серьезная задача, товарищи. Как знаете, испытывать машину — дело сложное, трудное, хлопотное. Без охоты испытывать — только замысел губить. Вот тут и рождается производственный риск. Нужно пораздумать, как, где вести испытания, на каком участке. Кому слово? — Сразу несколько рук взметнулось в разных концах «нарядной». — Ого! Заговорила громада. Значит, близкое дело!.. Микола Петрович Шаруда. Редкий гость на этом месте, — добавил он, когда Шаруда уже взошел на трибуну.

— Машину будем испытывать — это уже министр решил. И мы с ним согласны, — грудным голосом произнес Шаруда. Он взглядом обвел всех. — Не найдется же ни одного настоящего шахтера, шоб против машины был. Так?.. — В зале одобрительно загудели. Микола Петрович пристукнул кулаком. — Так! — Шаруда улыбнулся и продолжал: — Як бы мне сказали: рубай каждый день по две смены, шоб только машина була доведена до ладу, я б год так проработал. И про отдых не вспомнил бы. — Он сошел с трибуны и обеими ладонями сжал руку Алексея.

— Значит, одну лаву со счета сбрасывай, — негромко, но четко произнес кто-то в зале, — на испытаниях уголька по плану не жди. Передать бы ее на опытную шахту.