Жанакаит Залиханов - Горящие сердца

Рассерженный Назир пошел, на автостанцию. Не зайти ли к Борису Петровичу хотя бы за Валиным московским адресом? Утром не спросил, а теперь заявиться? Нет уж, пеняй на себя, дуралей, и езжай домой. Там дела ждут, а здесь ничего не клеится...

Часы у Назира стояли. На автобус он едва поспел, втиснулся без билета. В машине много односельчан. Есть и жители Кашкатау. Назира не узнать: веселый почтальон мрачен, как зимняя туча. Иногда он пытается шутить, но получается у него плохо, и тогда на очередной вопрос кого-то из знакомых: «Какая муха тебя укусила, Назир?» или «Ты на похоронах был?» — он выразительно морщится: «Друзей в городе встретил, выпил малость, а голова, понимаешь, трещит...»

У памятника Кязиму автобус поворачивает направо, тяжело и медленно подымается в гору. Крутые повороты следуют один за другим, и машина все время идет на первой скорости.

На остановке Назира поджидала Ариубат.

«Чего она меня ждет? Что случилось?» — Назир спешит к девушке, она улыбается ему. Нет, плохого, видно, ничего не случилось...

— Добрый вечер, славная девушка! — здоровается Назир.

— И тебе тоже. Как хорошо ты научился здороваться, уважаемый почтальон! — Ариубат смотрит Назиру в глаза.

Парень отчего-то пугается этого взгляда.

— Говори скорей: случилось что? Почту получила?

— Два раза получила.

— Как это два раза? Не понимаю!

— Скоро поймешь.

— Но ведь раньше никогда такого не было!

— Раньше не было, а сегодня стало.

— Ты передала нашу почту?

— Передала два письма.

— Спасибо тебе, Ариубат! Теперь я твой раб на всю жизнь.

— Да уж конечно. Попробуй только отказаться мне служить.

— Почта у тебя в библиотеке?

— Да, пойдем, я тебе все отдам. Газеты я не успела раздать.

— Ничего.

Пока они идут до библиотеки, Ариубат старается сообразить, как начать разговор. Интересно, встретились они или нет?

— Назир, когда автобус отсюда пришел в Нальчик, ты был на автостанции?

— Нет. Я чуть вообще не опоздал.

— Значит, Валю ты не видел?

Назир останавливается. У него от волнения начинают дрожать ноги. Говорить он не может и только смотрит на Ариубат.

— Не видел?

— Н-нет...

— Она приехала утренним рейсом и уехала на том же автобусе назад.

Все ясно, все понятно. Ариубат показывает Назиру письмо, но в руки не дает.

— Вот это и есть вторая почта. Пляши! Теперь моя очередь мучить тебя. Ну, давай!

— Как я могу плясать на улице?

— Это дело не мое. Не спляшешь — письмо не отдам!

Назиру припоминаются все шуточки, которыми он в свое время осыпал Ариубат. Оказывается, приятнее шутить самому, чем терпеть чужие насмешки. Он беспомощно смотрит в ту сторону, где солнце уже готовится опуститься за седые вершины гор. Никогда в жизни ему не хотелось, чтобы оно двигалось быстрее, а сейчас хочется. Но золотые лучи щедро заливают своим светом всю окрестность.

Сжалившись над ним, Ариубат отдает письмо. Назир схватил его, не поблагодарив, и тут же распечатал.

...Ариубат встретила Валю у автобуса, видела, как девушка зашла на почту и тут же вышла. Ариубат подошла к ней.

— Кого вы ищете?

— Назира.

— Он уехал.

— Далеко? Надолго?

— В Нальчик.

— А когда он уехал?

— Вчера.

— И скоро вернется?

— Не знаю точно. Звонил мне оттуда, просил, чтобы я почту вместо него получила.

Валя опустила голову. Вид у нее был такой печальный, что и камень бы посочувствовал. У Ариубат, как известно, сердце совсем не каменное, ей было очень жаль Валю.

— Скажите, что вам нужно, я постараюсь помочь.

— А вы ему кто?

— Мы с ним друзья, учились в одном классе. Он секретарь комсомольской организации, а я работаю в библиотеке.

Валя оживилась.

— Значит, вы и есть та девушка, которая работает в библиотеке?

—Ну, конечно!

— Назир о вас много рассказывал и очень хвалил.

— Скажите, пожалуйста, какая нам слава! — усмехнулась Ариубат.

— Я должна этим же автобусом вернуться, — немного смущаясь, сказала Валя. — Я работала здесь, у вас в горах. Мы познакомились с Назиром. Мне очень нужно его увидеть, понимаете? Завтра я уезжаю в Москву.

— Я могу только передать, если что-нибудь нужно...

— Спасибо. Я напишу записку, хорошо?

— Хорошо, пойдемте ко мне, отдохнете у нас и напишете.

— А сколько стоит автобус?

— Полчаса.

— Тогда надо спешить. Может, я его в Нальчике встречу.

— Может быть. Ну, идем на почту, я дам вам бумагу, конверт.

Записку Валя написала быстро.

— Вот, передайте. Скажите, Валя оставила, он поймет. Очень нужно было встретиться, да, видно, не судьба.

— Валя, зайдем все-таки к нам, наш дом рядом. Надо поесть на дорогу, — пригласила еще раз Ариубат, но в это время автобус дал сигнал отправления.

Валя попрощалась и уехала...

Да, не судьба была им увидеться ни в ауле, ни в городе, ни по дороге. Может, оно и к лучшему?

Назир, во всяком случае, бесконечно рад и письму, и тому, что Валя оставила ему свой адрес. Он читает и перечитывает письмо, забыв об Ариубат. А она смотрит на него и от всей своей доброй души радуется тому, что узнала сегодня.

Адемей молит небеса о том, чтобы продержались осенью солнечные дни. Несмотря на все его заклинания и мечты, дуют холодные ветры и льют дожди. Осталось неубранным некоторое количество сена. Немного, но осталось. И, как будто назло Адемею и Салиху, — у их зимнего пастбища.

— Ничего, Салих, — бодрится старый чабан. — Это нам испытание. Но мы его выдержим.

Салих огорчен сверх меры. Он краснеет и бледнеет при мысли о нескошенном сене.

— Сена не будет — ничего и не получится, как ни старайся.

— Получится. Будем сено беречь, на пастбище подножного корму пока хватает.

Адемей выходит из коша. Салих за ним: не случилось ли чего с отарой. Вроде бы ничего не слыхать, только дождь льет себе да льет, как из ведра. Вокруг овчарни, по временам отряхиваясь, ходит бдительный Бёрюкес. Чабаны возвращаются в кош, усаживаются поближе к очагу.

— Просвета не видать, Салих?

— А! — машет рукой Салих. — Небо, наверное, прохудилось, я такого ливня в жизни не видал.

— Да, не вышло по-нашему. Жаль!

— А знаешь, Адемей, о чем я думаю?

— Скажешь — буду знать.

— Такие овцы нам не годятся.

— Это почему?

— Потому что они не для наших гор.

Адемей не отвечает. Делая вид, что поправляет поленья в костре, он пытается сообразить, к чему клонит Салих. Непонятно, чем овцы не хороши. Наконец старик решается высказать свое недоумение вслух:

— Как это не годятся для гор?

Салих обхватывает руками колени и тоже некоторое время молчит. Потом говорит негромко:

— Конак побывал в Москве и с тех пор каждый разговор, к месту и не к месту, начинает словами «Когда я был в Мескуа...» Вот и я съездил на курсы в Нальчик и все вспоминаю, что я видел там.