Григорий Терещенко - Гранит

— То есть на всю жизнь.

У Григоренко даже комок к горлу подступил. Так все вышло и торжественно и просто. Удивительные это слова: на вечное... Старшему поколению не оставляли билетов навечно. Требовали сдавать. Может, напрасно требовали. Но у комсомольцев тех времен остались навечно подвиги, мужество, беззаветная любовь к Родине...

— Товарищи, — смущенно произнес Сабит, — мало-мало жалко расставаться с молодостью. Теперь я кандидат партии и крепко обещаю вам — буду стараться быть достойный этого звания каждый день, каждый час. Партия — это моя жизнь. И это собрание останется в сердце на всю жизнь...

Под громкие аплодисменты Сабит с высоко поднятой головой пошел к своему месту.

— Внимание... — подняла Люба руку. — В бюро комсомольской организации поступило заявление комсомольца Остапа Белошапки, в котором он просит рекомендацию в партию.

Остап встал.

— Вопросы есть?.. — спросила Люба. — Пожалуйста...

— Для чего вступаете в партию? — раздался чей-то голос из последнего ряда.

Простой, казалось бы, вопрос. А попробуй ответь...

— Почему хочу вступить в партию? — начал волнуясь Остап. — Я понимаю так: в партии жизнь не пройдет зря... Хочу больше приносить пользы... всем людям...

Остап внезапно замолчал. Что еще сказать? Сразу нахлынуло множество мыслей, но как их выразить словами, чтобы все поняли, поверили?

— Садитесь, товарищ Белошапка, — сказала Люба. — Кто хочет высказаться?

— Белошапка хороший руководитель, — донеслось из зала.

— Знаем его! Голосовать!

— Голосовать!

— Есть предложение дать рекомендацию в партию!

— Ставлю на голосование.

— За... тридцать один, тридцать два... Я — тридцать третья. Против: один, два... А ты, Светлана?

— Воздерживаюсь.

— Кто еще воздержался? Так... три, четыре...

— Большинством голосов мы даем рекомендацию в партию комсомольцу Остапу Вавиловичу Белошапке.

«Не все доверяют, — подумал Григоренко. — Пожалуй, это и правильно, что не единогласно. Общее доверие еще заработать нужно».

— Переходим к следующему вопросу: «Задачи комсомольцев в связи с новыми заданиями комбинату». Слово имеет Сергей Сергеевич Григоренко — директор комбината.

Григоренко был краток. Говорил только о строительстве завода вторичного дробления и открытии нового участка по изготовлению полированных плит.

— Переходим к обсуждению. Кто выступит первым? Первому — без регламента, — обратилась к собранию Люба.

Желающих нет.

Сергей Сергеевич всматривался в лица. В зале тихонько разговаривают, перешучиваются. Значит, не задел за живое.

— Товарищи, не задерживайте себя...

Белошапка кивнул Любе, мол, давай я.

— Слово предоставляется Остапу Белошапке, — объявила Люба. — Прошу записываться для выступления.

Григоренко слушал Остапа и замечал, что в зале с каждой минутой становилось все оживленнее. Вот прозвучала громкая реплика, потом смех. Это Остап Светлану задел, которая бегает из цеха в цех неизвестно почему: то ли женихов ищет, то ли работу полегче... «А, вот и в мой огород камушек. На работу принимаем кого угодно, даже прогульщиков... Правильно подметил! Так... Теперь и до себя добрался...»

— Важный участок мне доверили: поручили вести все строительство комбината. Главный объект — вторичное дробление. Может, для кого строительство — проза, будни. Работа, и все. А я шире смотрю на это... И сразу за все хочется схватиться, все перевернуть, все силы отдать... Чем больше ответственность, чем больше спрос с меня, тем жить интереснее!.. — Остап замолчал, хотел, видимо, еще что-то сказать, но затем передумал и, махнув рукой, сошел с трибуны.

В зале сразу поднялся шум. Взметнулся лес рук.

— Дай слово!

— Запиши!

— Левый фланг желает говорить!

Выступающие сменяли друг друга.

— План дробления перевыполняется. Так некоторые думают, что можно загорать. Где перспективы...

«Завести на комбинате анкету: «Твое мнение о резервах производства», — пометил у себя в блокноте Григоренко.

— Иной считает себя культурным, как же — десять классов закончил. О чем угодно рассуждать может, а как чертежи читать, он — нуль без палочки. В наше время мало быть грамотным, нужно и в экономике разбираться, и чертежи без посторонней помощи читать...

— Надо научиться ценить каждую минуту. Некоторые отшучиваются: мол, работа не волк, в лес не убежит, — но это лодыри. Один опоздал на десять минут, другой раньше ушел на обед... Если подсчитать, сколько времени уходит на перекуры, болтовню, споры с мастерами... Особенно на участке мастера Бегмы. И это — на главном объекте...

— Всякий простой на строительстве должен рассматриваться как ЧП...

— Я выступаю от имени трех дробильщиков. Если вторичное дробление сейчас основной объект, просим перевести нас туда. Мы всегда втроем. У нас принцип: что бы мы ни делали, от нашей работы должен полезный след остаться! Надолго остаться...

Григоренко улыбнулся. «След... надолго остаться... А надолго ли сделанное мною сохранится? Многое ли смогу еще?..»

Люба Зинченко так и не выступила. Хотя готовилась, даже заметки набросала. Хотела сказать, что комсомольская организация выросла, теперь их сорок два человека, и что нечего сидеть в обороне. Пора идти в наступление против пьянства, бесхозяйственности, хамства...

«Нет, лучше эти вопросы сначала на бюро обговорим,— решила она. — А потом уже вынесем на отдельное собрание».

Григоренко шел с комсомольского собрания с таким чувством, словно побывал на уроке. И не преподавателем, а обыкновенным учеником.

Ростислав Лисяк, встретив Белошапку, сказал:

— Решил к вам перейти.

— На строительство?! — удивился Остап и посмотрел прямо в глаза Ростиславу. — У тебя ведь специальность другая. Подрывнику у нас пока что делать нечего.

— Боишься брать? Не доверяешь? — с обидой спросил Лисяк.

— Почему не доверяю? Этого и в мыслях нет.

— Хочу помочь. Серьезно говорю. Тебе помочь, Остап Вавилович! Знаешь... до сих пор совесть гложет. В долгу я у тебя, — смущенно проговорил Ростислав.

— Ну, если помогать хочешь, то приходи. Буду рад. Только на-какую работу тебя поставить?

— Каменщиком. Или помощником. Лет шесть назад мне приходилось укладывать кирпичи. Правда, недолго — месяца три.

— Пойдешь тогда к Бегме. Там что-то не ладится,— подумав, сказал Остап.

— Значит, не возражаешь? Весь выложусь, а помогу...

За грубо сколоченным столом сидят «козлятники», но не играют. Курят, перемигиваются, ухмыляясь поглядывают на Бегму.

— Ну, хватит! — не выдержал тот наконец и стукнул кулаком по столу.— Пошутили, и будет! Где домино?!

Словно в ответ на этот стук дверь распахнулась и на пороге появились новички. Все в солдатских ушанках и шинелях. Только на шапках не было звездочек, а на шинелях — погон.