Борис Пармузин - До особого распоряжения

Был знойный полдень. Люди попрятались по комнаткам, дремали под навесом возле сонных

животных. Кто-то возился в конце двора у казана, подкладывая под него кривые ветки саксаула. Запах

пережаренного лука полз по караван-сараю, не вызывая аппетита даже у голодных.

Очень жарко.

- Пойдем к нам.

Салим не двигался.

- Пойдем, - твердо повторил Махмуд-бек. - Муфтия нет дома.

Салим нерешительно двинулся за Махмуд-беком.

В комнате было прохладней. Махмуд-бек взял чайник, подал гостю пиалу. Обычно в доме всегда был

холодный чай. Муфтий боялся пить сырую воду в этом городе. Солоноватую, грязную, ее разносили в

бурдюках. При виде водоносов муфтий брезгливо морщился и жаловался на свой больной желудок.

- Да пей же, Салим, пей. Имя-то у тебя какое! Салим - здоровый, невредимый. Зачем же ты прибежал

сюда?

Салим опустил голову и произнес:

- Я хочу служить у Фузаила Максума.

- Откуда ты его знаешь?

- Слышал, господин.

Махмуд-бек подошел к двери, приоткрыл ее. В комнату сразу ворвался горячий ветер.

- Какая жара. Так вот, Салим, я не хочу знать, кто ты. Но на один вопрос прошу ответить честно.

- Хорошо, господин.

- Эта девушка - твоя невеста?

- Какая девушка?

- Я просил ответить честно. Девушка, которую украл Фузаил.

- Сестра.

- Я узнаю о ее судьбе.

- Спасибо, господин.

48

- Но прошу: живи здесь и не пытайся пробраться к Фузаилу. Там ничего не достигнешь - тебя разорвут

в клочья... Договорились? Повторяю: мне не интересно знать, кто ты. Ты просто мне нравишься. Ты мой

земляк. Я тоже вырос в горном кишлаке.

Девочке было четырнадцать лет. Она училась в шестом классе. В кишлаке была открыта только

начальная школа, и девочка ежедневно ходила через перевал в районный центр, где была десятилетка.

Она возвращалась в последнее время не с подругами, а одна: мать положили в районную больницу, и

девочка задерживалась, чтобы навестить ее.

В горах уже давно было спокойно.

Лихорадочная дробь гулко отдавалась в ущелье. Девочка уступила дорогу всадникам. Один из них

задержался. Девочка взглянула на незнакомое багровое лицо и невольно прижалась к каменной стене.

Крепкие руки схватили школьницу. Очнулась она в чужом городе.

В просторном доме ползала злая старуха. Безо всякой причины она подходила к девочке, щипала ее

и хихикала:

- Сладость... Сладость...

Девочка не притронулась к еде.

- Ну и дура. Тебе нужно быть в теле. Хозяин скоро заявится.

Девочка не понимала ее слов, но сообщение о хозяине заставило вздрогнуть. Наверное, тот самый, с

багровым лицом.

Когда старуха хлопотала у очага, с трудом, тяжело кашляя, раздувала огонь, девочка нашла нож...

Старуха спохватилась поздно.

Разъяренный Фузаил Максум бил сводницу - свою давнюю знакомую - долго. Бил ногами, топтал.

В полночь басмачи увезли два трупа в пустыню.

Фузаил Максум не представлял, что советская школьница - его последняя жертва. А впереди -

возмездие. Не представлял потому, что лидеры туркестанской эмиграции всего лишь слегка пожурили

курбаши.

В караван-сарае к вечеру становилось многолюдно. Салим ждал, когда в воротах появится человек, от

которого он хотел услышать хотя бы одно слово. Махмуд-бек ограничился легким кивком.

Во дворе шумели. Из-за места у стены дервиши затеяли драку. Драка старых, обессиленных людей

выглядела жалко. Присутствующие, особенно паломники, отворачивались, старались не смотреть на

«святых» людей. Потрясая посохами, разошедшиеся дервиши призывали в свидетели аллаха.

Запахи дыма, навоза, конского пота и визгливые крики... Махмуд-бек не мог к этому привыкнуть. Да и

усталость, нервное напряжение давали о себе знать. Секретарь муфтия спешил в прохладную комнату,

где были потертые циновки и курпачи. Если Садретдин-хан не придумает работу, можно лечь, уснуть.

Однако у муфтия бессонница. То ли от старости, то ли от нахлынувших дел и забот. Муфтий чувствует

себя нужным человеком. Это значит, никому из окружающих не будет покоя.

В последнее время муфтия подмывало сообщить о чем-то важном. Однако он сдерживался, лишь

хитро поглядывал на Махмуд-бека. Пропуская бородку через пальцы, ограничивался намеками:

«Большие дела нас ждут, сын мой. Огромные дела».

Но нынче муфтий был расстроен.

- Сын мой, - вздохнул он, - чем только провинили мы аллаха?

- Что случилось, господин?

- Беда свалилась на наши головы.

Махмуд-бек промолчал.

- Советы подняли большой шум из-за этой девчонки.

- Из-за какой девчонки?

- Фузаил Максум, негодник, увез девчонку с той стороны.

- A-а... Я и забыл об этом.

- Мы все забыли, мой сын. Советы возмущаются. Они обратились к правительству страны.

- Да... Но кто знает, что это сделали мы, а не какие-нибудь бродячие племена?

- Все беды всегда падают на головы бездомных, обиженных, - сказал муфтий, а потом другим тоном

добавил: - Племена не рискуют переходить границу. Подобных случаев не бывало.

- Что же предпринимает правительство?

- Еще не знаю, мой сын.

- Может, стоит вернуть девчонку? Прикажите Фузаилу Максуму. Он послушается вас.

- Он-то послушается. Но девчонки нет.

- Как - нет? - искренне воскликнул Махмуд-бек.

- Она ушла из жизни.

На другое утро в чайхане Махмуд-бек рассказал Салиму о судьбе сестры.

- Вот этими руками, - парень выставил широкие ладони, - я задушу, собаку.

Махмуд-бек не перебивал Салима, дал ему выговориться. Когда окончился поток горячих слов,

парень прошептал:

- Что же мне делать, господин?

49

Он вдруг стал похож на слабого, одинокого мальчишку.

- Тебе лучше всего вернуться домой, - посоветовал Махмуд-бек.

- Я не смогу спокойно спать, пока жив Фузаил...

- Тебя, наверное, ищут дома, - продолжал Махмуд-бек.

- Наверное, - согласился Салим. - Но пока жив Фузаил, я не уйду.

- Ты здесь ничего не сможешь сделать. Он окружен такими же головорезами, как сам.

- Я придумаю что-нибудь, если вы... Если вы не выдадите меня.

- Я тебе обещаю, Салим.

- Верю, господин.

- Но я предупреждаю: без моего ведома не делать ни одного шага.

- Я все время сижу в караван-сарае, господин.

Был ранний час. Первые посетители чайханы, те, кто торопился к своим прилавкам, магазинчикам,

схлынули. Скоро, с первым жарким лучом появятся крестьяне. Будут обсуждать покупки, хвастаться

перед знакомыми своей хитростью, умением торговаться. Купцы, лавочники этого не делают. Они

считают вырученные деньги.

Хозяин, эмигрант из Ферганы, славился гостеприимством и хорошим чаем. У фыркающего самовара

стояли в ряд чайники с открытыми крышками. Здесь ждали посетителей, среди которых много было и

людей Фузаила Максума.