Владимир Садовский - Алмазная грань

— И все-таки это пополнение рабочего класса, — сказал Елагин. — Я тоже ведь из деревни пришлый.

— Ну, ты — иное дело, а из тех настоящих мастеров не будет.

— Это почему же, Федор Александрыч? — с удивлением спросил Тимофей.

— Потому, что стремления нет. У них душа-то не о стекле и не о работе, а о своем хозяйстве тоскует.

— Вряд ли, — качая головой, усомнился Тимофей Елагин. — Просто не поняли еще своей дороги в жизни. Думают, можно в одиночку выбиться в люди. И мы пока не сумели им дать правильного понятия.

— Не знаю, какое ты понятие можешь дать, а я наотрез скажу: нечего и время тратить — настоящего мастера не получится, коли в голове у него другое засело, — убежденно произнес Кириллин.

— Обижать вас не хочу, Федор Александрыч, но только рассуждение неправильное, — с сожалением сказал Тимофей. — Мастерами не родятся, ими становятся, когда время приходит.

— Желание для этого надо иметь. Призвание нужно! — горячо перебил К.ириллин.

— Это понятно.

— То-то вот! Понятно...

— Да, понятно. Я думаю, у каждого есть какое-то призвание, и надо помочь человеку найти свое призвание. Век благодарить вас буду — до дела меня довели, мастером сделали. Но за другое вас всякий осудит: нельзя вот так отворачиваться от людей.

— Чего меня благодарить, — смущенно пробормотал Кириллин. — Дружкам своим спасибо говорить должен. Всему они тебя научили. За словом в карман не лезешь.

— И к этому, наверно, призвание было, — с улыбкой заметил Тимофей.

Они немного помолчали. Кириллин поднялся со скамейки и, кивнув в сторону дома, сказал:

— Пойдем-ка, пропустим по маленькой по случаю благополучного возвращения.

Елагин негромко вздохнул.

— Не очень-то оно благополучное. Дом заброшен, жена в больнице, с работой еще как будет, неизвестно.

— Ничего, дорогой, все наладится! — ободряюще похлопав по плечу, сказал Кириллин. — Не в темном лесу живешь... Среди народа находишься. Голову вешать нечего.

Незаметно промелькнули две недели. За это время Елагин успел побывать в городе у Катерины, которая стала поправляться после болезни, потом занялся починкой избы.

Вынутых у соседа из рам стекол Антипа не нашел. Поискал их для виду и бросил. Искать-то нечего было: давно уже продал Антипа эти стекла пригородным огородникам, которые извели их на парниковые рамы.

Тимофей ходил по соседям, с грехом пополам собирал стекла, гвозди, жерди. Многое требовалось для оброшенной, пришедшей в упадок избы. Соседи не отказывали: помогали, чем могли.

Наконец выбралось время и для самого неприятного дела, с которым Елагин явно тянул. Рано утром он отправился в контору к управляющему заводом.

Сердце подсказывало, что хорошего от этой встречи ждать нечего, но все же Тимофей не предполагал такого короткого разговора, который произошел у него с Григорием Пантелеевичем.

Управляющий заводом Григорий Пантелеевич исподлобья оглядел нежданного гостя, переваливаясь, обошел его со всех сторон и вдруг рявкнул, стукнув в пол суковатой палкой:

— Не возьму!.. Слава тебе господи, немного отдохнули без вас. Теперь снова смуту сеять? Шалишь, голубчик! На заводе тебе не быть.

— Что же, с голоду помирать прикажете? — угрюмо спросил Елагин.

— Это меня не касается, — ответил управляющий. — Поди-ка, не спрашивал меня, когда зачинал забастовки. Не боялся тогда голодной смерти?.. Свет клином здесь не сошелся — уходи.

— Совет ваш хорош, Григорий Пантелеич, но я им не воспользуюсь. Некуда мне идти и незачем. Не дадите работу на заводе — найду в другом месте, — сказал Тимофей. — Прощаться не буду. Еще встретимся.

— Вон! Вон из поселка! — рявкнул вслед управляющий. — Не придется встречаться: не потерплю!..

Товарищи посоветовали обратиться к хозяину.

— С ним скорее сговоришься, Тимоха, — убеждали гутейцы. — Хозяин знает, что у нас мастеров недостаток.

Василий Алексеевич действительно не стал ничем попрекать Елагина и принял его на завод, к большому неудовольствию управляющего. Выслушав раздраженную речь Григория Пантелеевича, Корнилов сказал, что, по его мнению, лучше держать на глазах таких людей, чем позволять им скрываться в подполье, где они могут быть более опасными.

— Главное только — нужно внимательно следить за каждым их шагом, — в заключение добавил Василий Алексеевич. — Надежные люди у вас, полагаю, найдутся для этого?

Надежные люди у Григория Пантелеевича были повсюду на заводе, но не могли они за всем уследить. Ночью в гранильной чьи-то руки подняли распиленные половицы и вынули пачки прокламаций. Они пролежали в потаенном месте под полом больше двух лет. Десятки рук потянулись к этим листовкам так же, как тянется к хлебу голодный человек. Вскоре на заводе многие уже повторяли слова, прочитанные в удивительных листках, отпечатанных как будто сегодня:

«Временная победа угнетателей народа непрочна. Всюду вздымаются против них волны народного гнева. Сумерки, окутавшие теперь Россию, рано или поздно рассеются, и снова вольная открытая борьба за свободу охватит Россию».

В губернской социал-демократической организации старых подпольщиков почти никого не осталось, и прежние связи были оборваны. Нередко Елагин с огорчением размышлял, как же восстанавливать все и кто может помочь в этом. Тимофей даже не верил, что можно чего-то достичь за короткое время, когда организация разгромлена.

Большой неожиданностью для Елагина была встреча с землемером, которого он узнал с трудом.

— Ушел с этапа, — сказал землемер. — Сбрил бороду и волосы, живу по чужому виду. Про Василия Кострова слышал? Нелепейшим образом погиб: о побеге с провокатором условился. Застрелили... Грустно это, конечно, очень грустно. Но какой урок нам всем, как надо знать человека, прежде чем ему довериться... Ну, а ты как? Что делаешь в городе? На нелегальном?

Весть о гибели Кострова потрясла Елагина. Не сразу он собрался с мыслями и рассказал землемеру о своих сомнениях.

— Не смущайся, — утешил землемер, — заканчивай свои дела, перевози жену из больницы, а там подумаем, как связи наладить. Скоро приеду в ваши края: землю отводить буду столыпинским крестникам. Вряд ли только усидят они на своих хуторах... — добавил землемер с многозначительным видом. — Вообще после Лены — явный поворот, ожидаем больших событий. Ну и пора, самое время.

По утрам будили скворцы. Елагин повесил на дереве перед избою маленький домик, и теперь на заре птицы начинали звонкую перекличку. Тимофей выходил на крыльцо и с улыбкой следил за черными комочками, порхающими среди молодой листвы. С птицей повеселее казалось жить и не так тяготило одиночество.

Вдалеке над полями тускло синела знойная дымка.