Эльмар Грин - Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

Выбравшись на другой берег канала, я обтер туфли о траву и подошел к ближайшему самосвалу. Водитель в ответ на мой вопрос относительно шагающего экскаватора высунул в окно кабины руку и ткнул большим пальцем против ветра. Туда я и направился, оставив позади себя поселок. Напиться воды я мог и там. Держась в стороне от пыльной груды земли, наваленной вдоль главного канала, я незаметно оказался на тропинке, протоптанной многими ногами. Она шла рядом с большим каналом, пересекая на своем пути боковые канавы, и тоже изрядно пылила. Но она все же куда-то вела, и я старался не потерять ее.

Скоро на моем пути боковых канав не стало. Тропинка пошла по ровному месту. А земляной вал большого канала постепенно перестал пылиться. От него все больше тянуло сыростью. Из этого следовало, что земля на его краю была навалена недавно. И, наконец, сквозь пелену пыли вдали обозначился и сам шагающий экскаватор.

Он действительно был высотой в три-четыре этажа. А трубчатая стрелка голубого цвета тянулась от его основания наискосок вверх на сорок метров. С ее конца свисал на стальных тросах ковш, величиной с дом старого Ванхатакки. Он спускался в раскрытом виде на дно котлована и тяжело проползал по нему, наполняясь землей, потом тросы подтягивали его к верхнему концу стрелки, успевая к тому времени захлопнуть его зев, а стрелка несла его к боковому скату канала. И, едва достигнув его, ковш раскрывался, а стрелка начинала стремительное обратное движение. И в это мгновение земля вылетала из ковша тяжелой бурой тучей и обрушивалась вниз, приводя в содрогание почву под моими ногами.

Я не сразу приблизился к экскаватору. Обойдя его стороной, я постоял некоторое время на нетронутой части степи, высматривая Петра издали. Но никого не было видно возле экскаватора, только внутри его корпуса на уровне третьего этажа мелькало временами в окошке за стеклом чье-то лицо. В десяти метрах от экскаватора стояла крытая грузовая машина. Внутри ее кузова работал какой-то двигатель, и оттуда к экскаватору тянулись по воздуху черные резиновые кабели. Два человека виднелись возле этой машины, но ни один из них не был Петром.

Я подошел к экскаватору поближе. Его огромный четырехугольный корпус, удлиненный кверху, вращался на круглой основе. В нижней части корпуса висели по бокам два длинных толстых бруса, похожих на два танка средних размеров. Круглые коленчатые рычаги удерживали их в горизонтальном положении. Это и были знаменитые ноги экскаватора. Казалось, будто он временно поджал их, оторвав от земли, чтобы посидеть немного на круглом основания и покрутиться туда-сюда ради забавы, размахивая сорокаметровой стрелкой и ковшом. В то же время он был готов при необходимости в любую минуту снова опустить их на землю и зашагать дальше в глубину этой сухой, пыльной равнины, прокладывая дорогу воде.

Еще несколько лиц мелькнуло на высоте разных этажей в окошках корпуса экскаватора, а потом кто-то вынырнул из его утробы на землю, оказавшись по ту сторону круглой основы. Я всмотрелся. Это был высокий светловолосый парень в белой рубашке-безрукавке. В движениях его тонкой, гибкой фигуры промелькнуло что-то мне знакомое. И, едва разглядев его лицо, я уже кричал обрадованно, перекрывая рокот мотора:

— Петр Иванович! Петр Иванович! Петя!

Он обернулся, вглядываясь в меня. Как раз в это время стрелка с ковшом прошла над его головой, и одна ступня экскаватора, следуя за поворотом его корпуса, стала удаляться от Петра. Зато к нему приблизилась другая ступня. Завершив свой полукруговой путь, она остановилась на уровне его груди. С помощью рук он легко вспрыгнул на ее ровную поверхность и направился по ней в мою сторону. И одновременно с ним ступня экскаватора тоже двинулась в мою сторону. И пока она совершала свой полукруговой путь ко мне, Петр тоже шагал по ней ко мне.

Недалеко от меня ступня экскаватора остановилась на миг, перед тем как начать обратное движение. И в этот миг Петр спрыгнул с нее на землю. Узнал он меня не сразу, но, узнав, обрадовался. Это я сразу отметил, вглядываясь в его молодое худощавое лицо. Оно всегда легко выдавало то, что он думал и чувствовал, и здесь тоже не отвыкло, как видно, от этого не всегда выгодного свойства. Девичья нежность кожи его лица здесь оказалась не к месту. Солнце нажгло ее без пощады, заставив сползти отдельными пластами со лба и со скул, а потом снова нажгло, нарушив этим равномерность загара на его лице. Но его белокурые волосы, зачесанные назад, не изменили цвета, сохранив также свою курчавость и густоту, и светло-голубые глаза смотрели с прежней живостью. Пожав мою руку двумя руками, он сказал удивленно:

— Алексей Матвеевич! А вас-то каким ветром сюда занесло?

Я хотел было ответить, что вот этим самым ветром, который обдавал нас горячей пылью, но, сообразив, что он дул с южной стороны, сказал, напуская на себя строгость:

— Да вот, приехал проверить, как вы здесь войну нам готовите.

Он засмеялся, но тут же принял серьезный вид и ответил озабоченно:

— Да, да, помню. Как же это я так сплоховал? Ай-ай-ай!

Я сказал:

— Думали подальше от меня укрыться, чтобы втихомолку действовать, но не вышло.

Он согласился:

— Да, каюсь, виноват. Теперь уже не отвертишься. Попался с поличным.

— Как?

— С поличным. То есть с тем самым предметом или орудием, с помощью которого совершил преступление.

И он кивнул на свой механизм, который ворочался позади него туда-сюда, царапая стрелкой небо. Я сказал:

— Да. Не удалось вам спрятать шило в мешок.

Он опять засмеялся и сказал, обратив лицо к вершине стрелки:

— О-о, такое шило разве упрячешь!

Он, как видно, собирался отделаться шуткой, но я сказал, сохраняя строгость:

— Да. От меня не упрячешь. Я всю вашу подноготную выведу на чистую воду.

Он опять посмеялся немного, видимо вспомнив наш давний разговор, потом сказал просящим голосом:

— Вы хоть воду-то разрешите нам сперва сюда вывести в достаточном количестве, Алексей Матвеевич, а уж потом — и нас на эту воду.

Я спросил:

— А долго мне ее придется ждать, вашу воду, позвольте узнать, не откажите в секретности?

Опять что-то в моих словах развеселило его. Но на этот раз он не рассмеялся. Только в глазах его загорелись уже знакомые мне лукавые огоньки. Стараясь при этих огоньках, затаенных в глубине зрачков, сохранить серьезный вид, он тоже задал мне вопрос:

— А вы очень торопитесь, Алексей Матвеевич, с вышеозначенным мероприятием касательно вывода нас на чистую воду, простите в благонамеренности?

Я ответил:

— Очень тороплюсь, потому что церемониться с вами нельзя, не примите за искренность, пожалуйста.

Он еще больше наполнился веселостью после этого моего ответа и сказал, уже не скрывая смеха: