Эльмар Грин - Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

А я все еще не добрался. Но близилась и моя победа. Недаром судьба устроила так, что оба мы с ней одновременно оказались в их южных краях, да еще соединенные железной дорогой, по которой поезд готовился утром пойти прямо к ней. Правда, он готовился увезти меня еще дальше от моей родной Суоми и от Юсси Мурто, но до меня ли ему было! Вместо заботы обо мне он опять, как видно, обдумывал что-то совсем другое, никак не идущее к месту. И подпирая там своей тяжелой спиной угрюмые скалы севера, он говорил Ивану: «Почти сорок лет. Для середины двадцатого века это немалый срок. Сто прежних лет могли бы уложиться в эти сорок лет, — так уплотнилось теперь время и ускорился бег событий. И только вы остановились на уровне былых веков».

В ответ на это из глубины горячих степей с ветром и пылью вынесло веселый смех Ивана и его слова: «Ништо! Это кому как покажется. Если смотреть затылком вперед, то и двадцать первый век можно за пятнадцатый принять». И опять заговорил Юсси Мурто: «Почти сорок лет владели вы этой землей, называя себя ее истинным хозяином. В цветущий райский сад можно было превратить ее за это время. А у вас она осталась такой же, как во времена татар и скифов. Чем же был занят ее истинный хозяин все эти годы?». И снова в шуме и свисте ветра выделился голос Ивана: «Ништо! Хватало дел!.. Себя спросите, по чьей вине… Одной рукой в работе, а другая, как говорится, на рукояти меча… Зато теперь занялись вплотную… и покрепче вашего…» — «Нет, не занялись. Это у вас временно… чужие люди из далекого города… не спросив хозяина…» — «Да нет же!.. Не чужие люди… Тот же хозяин… Понимать надо…» — «Понимаю. Но ведь они уйдут?» — «Уйдут». — «Куда?» — «Орошать другие степи». — «Чьи?» — «Свои». — «А эти?» — «А этим — цвести». — «Нет, не цвести им без хозяина»… — «Ништо! Хозяин всегда при них». «Где? Его не видно». — «Уметь надо видеть! Уме-е-еть!»

И долго еще в шуме и завывании ветра всплывали их голоса. Но я так и не дождался конца их спора. Сон подкрался ко мне незаметно и увлек в свое тихое царство.

Проснулся я утром довольно рано, и все-таки они уже были на ногах. Людмила успела сварить кофе. А Петр успел еще раз покопаться в своих чертежах. За завтраком Людмила опять без конца расспрашивала меня о Ленинграде, не давая Петру вставить вопроса о своих родителях. Все же я догадался сказать, что те живы-здоровы и шлют им обоим привет.

Людмила и Петр предполагали, что я приехал к ним на несколько дней, чтобы успеть как можно больше увидеть. Я не пытался их в этом разубеждать. Петр собирался в первый же день показать мне нутро своего шагающего механизма. С этим намерением он повел меня опять навстречу ветру, несущему пыль, пояснив по дороге, что пыль эта летит из калмыцких степей. Но когда мы с ним проходили мимо большого склада, обитого фанерой, нам дорогу преградил пятитонный грузовик. Он стоял поперек нашего пути, не приглушая мотора, видимо готовый тронуться. Я спросил Петра:

— Куда он пойдет?

Петр ответил:

— К себе обратно, на тракторный. Запчасти сгрузил — что ему тут делать?

— А где это — тракторный?

— Тракторный завод? В городе.

— Это там, где станция?

— Да, только в другом конце.

— Я тоже поеду на тракторный.

— А зачем, Алексей Матвеич?

— А за этим… как его… выводить всю их подноготную на чистую воду.

Он засмеялся. Но я тем временем уже подошел к машине и спросил водителя, сидевшего за рулем:

— Подвезете до города?

Тот нехотя ответил:

— Начальника спросите.

Я обернулся, ища глазами начальника. Подоспевший Петр спросил:

— Так вы это всерьез, Алексей Матвеевич? А я думал — шутите. Почему же так внезапно? Или мы вас чем-нибудь обидели с Людой?

Я сказал, пожимая ему руку:

— Нет, Петя! Вы с Людой самые хорошие люди на свете, и дай вам бог счастья. Будь у меня такие дети, я бы гордился ими. Большое вам спасибо за добрый прием. И если вы когда-нибудь приедете в Финляндию, дайте объявление по финскому радио. Я сразу появлюсь перед вами и буду вам служить, как служил серый волк Ивану-царевичу в вашей русской сказке.

Он ответил:

— Спасибо, Алексей Матвеич. Будем рады побывать когда-нибудь у вас. Но все же досадно, что вы так скоропалительно исчезаете. Ведь вы же ничего не успели здесь увидеть.

— Нет, кое-что я увидел. И еще надеюсь увидеть.

— О, так вы, может быть, вернетесь еще к нам, Алексей Матвеич?

— Может быть.

Я сказал это, чтобы как-то смягчить обиду, если она у него зародилась из-за моего внезапного решения от них уехать. А он принял мои слова за чистую монету и воскликнул:

— Непременно вернитесь, Алексей Матвеич! Ей-богу, не пожалеете! Но смотрите, не слишком там задерживайтесь, а то можете не застать. Мы народ кочевой.

— Застану. Планета теперь стала маленькая, и я вас везде найду, даже в песках Сахары.

Он усмехнулся, но не слишком весело. А я опять посмотрел вокруг, выискивая начальника. Три молодых парня вышли из склада, весело переговариваясь. У одного из них в руках были бумаги. Продолжая разговор, он засунул их в нагрудный карман и направился к машине. Сообразив, что это и есть начальник, я встал на его пути. Однако он еще несколько раз останавливался и оборачивался к тем двум, заканчивая с ними разговор о каком-то веселом происшествии в городе. А когда он наконец поравнялся со мной и услыхал мой вопрос, то ответил тем же веселым тоном:

— Пожалуйста! Забирайтесь в кузов. Сейчас едем.

Я уперся ногой в колесо машины и полез в кузов. Там уже сидел какой-то человек. И с этим человеком Петр даже успел перекинуться несколькими словами, стоя на другом колесе. К сказанному он добавил:

— Так вы уж насчет пропуска посодействуйте ему, пожалуйста, ладно?

И сидевший в кузове человек ответил:

— Ладно, Петенька. Посодействуем… попытаемся… постараемся… сообразим…

Что-то знакомое почудилось мне в тенористом голосе этого человека, да и в облике его тоже, хотя сидел он ко мне спиной, пристроившись у кабины на скомканном брезенте. Где-то я уже видел эту гладко обритую голову, на этот раз коричнево-красную от загара, плотно сидящую на короткой, толстой шее, тоже потемневшей под южным солнцем. И спину эту широкую, с округлыми плечами, тоже видел не раз в этой же самой линялой безрукавке. И руки эти толстые, мускулистые, с короткими подвижными пальцами, тоже были мне хорошо знакомы, ибо предо мной сидел Ермил Афанасьевич Антропов.

Он сидел на скомканном брезенте, неловко привалясь левым плечом к стене кабины, и торопливо зарисовывал карандашом в большой альбом молодого парня, приводившего в порядок сваленные у склада тяжелые ящики с грузом. Парень был рослый, красивый, черноволосый и голый до пояса. Мускулы так и перекатывались под его бронзовой кожей, блестевшей от пота. Летевшая с юга пыль оседала на его влажном теле, размазываясь по нему неровными полосами и пятнами.