Суннатулла Анарбаев - Серебряный блеск Лысой горы

— Вот оно что, товарищ сын Закира! — Максум обиженно покачал головой. — Ведь...

— Помню, вы держали речь на собрании! Землю и воду вы отдали добровольно! — перебил его Кучкар. — А разве могли не отдать?! Вы думали, если отдадите добровольно, то народ будет еще больше уважать вас и советской власти покажете себя с хорошей стороны. Мы понимаем вашу хитрость! Хватит! Завтра я отправлюсь в районный центр и вернусь послезавтра. Если ваши мюриды, отказавшиеся от земли, изменят свое решение до моего возвращения, хорошо. Если нет, вам придется ответить. Да, вам! Я буду обвинять вас в том, что вы ведете скрытую агитацию против земельной реформы. Плюс к этому обвинению еще труп Бадалшо, найденный в вашем винограднике...

— О аллах, спаси меня от клеветы!

— Почему вы считаете это клеветой, Максум? Разве ваш зять Баки-байбачи приехал ночью в кишлак, чтобы побеседовать со мной?!

— У меня нет такого зятя! Будь он проклят! Пусть его накажет аллах...

— Максум, вы будете беседовать со своими бедными мюридами, которые отказались от земли, или нет?

— Хотите, чтобы они взяли землю? Хорошо, беру это на себя. Я изо всех сил готов служить советской власти, товарищ сын Закира.

Когда Максум вышел из конторы, Кучкар усмехнулся. Он был доволен своей принципиальной политикой. «Для охоты хороша местная собака, знающая это место», — подумал он.

Максум не мог прийти в себя даже во время вечерней молитвы. Путаясь, он начинал молитву снова. Ему казалось, что по обе стороны от него стоят конвоиры с винтовками. Окончив молитву, он долго сидел в раздумье на молитвенном коврике. В комнате Максума было темно, но еще темнее были его мысли. «Оказывается, Кучкар все знает, — думал он. — Теперь он меня не оставит в живых. Для этого он и поехал в центр. Этот Разык-курбаши ни на что не годится, кроме болтовни». Он вспомнил, как благословлял Разыка-курбаши: в душе смеялся, называя его полководцем войска ислама, которого еще нет. И все же он не думал тогда, что курбаши так скоро придет конец. Он думал, что Разык успеет по крайней мере уничтожить Кучкара и других активистов, этих аксайских змей. Но лев, даже мертвый, страшен человеку. Как хорошо, что он распространил слух, что Разык-курбаши жив. Это хоть немного держит людей в страхе! А Баки-байбачи! Попадись он сейчас Максуму, он отрезал бы его пухлые щеки и бросил собакам. Ведь он предупреждал это ничтожество, что царское время прошло и надо действовать осторожно. Но сколько глупцу ни говори, бесполезно. И вот последствия!

Максум поднял голову. Его глаза были красные, будто он не выспался. Он злобно прошептал: «Ты дойдешь до центра, если аллах этого захочет. Если аллах не захочет, ты не дойдешь, безбожник!»

В дверях показался Фазлиддин-кары.

Максум жестом пригласил его:

— Садись сюда, дело есть.

«Нет, так легко Максума не посадишь в тюрьму. У него слишком много почитателей, — думал Кучкар, погоняя лошадь. — Сначала надо разоблачить этого человека перед людьми. Иначе его верные мюриды поднимут смуту против большевиков. Но чует сердце, что и у этой хитрой лисы руки в крови».

В раздумье ехал Кучкар, не отрывая глаз от ястреба, который что-то клевал на середине дороги. Когда он приблизился, ястреб устремил на него красные глаза величиной с пуговицу и нехотя взлетел, оставив добычу. На дороге лежал заяц с выклеванной грудью.

Красные ястребиные глаза и его острый клюв напомнили Кучкару Разыка-курбаши. «Нет, Максум, может быть, и не участвовал лично в кровавых делах. Ведь он очень осторожен и умен. Для этих дел он использует таких людей, как Разык-курбаши, которые не брезгуют ничем. А факты? Факты? А преступление Баки-байбачи? Но и он может отрицать связь с Максумом. Да, есть же лавочник! Абдулазиз не будет скрывать. Для него ничего не стоит изменить своей шайке. Разве до Максума ему, когда он сам между жизнью и смертью».

А что скажет председатель райисполкома о событиях в Аксае? Одобрит ли его действия? Он представил себе председателя в кожаной тужурке и кожаной фуражке, своего бывшего командира эскадрона. Он хорошо знает его характер. Председатель начинает заикаться, когда доволен или зол. Будет ли он ходить с довольной улыбкой из угла в угол, слушая Кучкара, или будет стоять перед ним как вкопанный, с подергивающимся на губе шрамом?

Когда Кучкар переехал через ненадежный, построенный на скорую руку мост в самом узком месте Чукурсая, он бросил взгляд на разрушенные холодом и жарой, облизанные ветрами отвесные горы справа и невольно подумал: «Дорога ненадежная. Если споткнешься — конец...»

Прошел небольшой дождь. Разорвав тучи, засверкало солнце. Над бурным Чукурсаем повисла радуга.

Кучкар вспотел и лениво склонил голову. «Зря надел шинель, — подумал он. — Это Хури, она предсказала плохую погоду... Вдруг Хури родит до его приезда?!»

Лошадь споткнулась, и Кучкар очнулся от дремоты. Перед ним все еще извивалась узкая тропинка, внизу шумел Чукурсай. Кучкар подумал: «Скоро, наверное, настанут такие времена, что не будет этой опасной тропинки. А вместо нее ляжет широкая, удобная дорога. — Он оглянулся на утес, о который ударился плечом. Из трещин посыпался щебень и песок. — Насколько стала бы шире дорога, если бы взорвать этот утес», — подумал он. В этот момент вверху что-то загрохотало, лошадь, вздрогнув, навострила уши. Кучкар посмотрел на горы, и сердце его замерло. Он ударил кнутом лошадь, но было уже поздно. Впереди и сзади сыпались, как град, камни. Едва он прильнул к лошади, прикрыв голову шинелью, как на спину ему упал камень. Потом он почувствовал сильный удар по голове. В глазах потемнело...

Когда Бабакул гнал овец обратно на стойбище, он увидел Максума, поднимавшегося со стороны Куксая на черном скакуне. Бабакул обрадовался: как давно он не слышал человеческого голоса!

Передавая поводья своей лошади Бабакулу, Максум увидел в руках пастуха винтовку, которую когда-то отдал ему, чтобы она не досталась Кучкару.

— Ну, как охота? — спросил он Бабакула.

— Слава богу... — Только сейчас Бабакул вспомнил, что надо отнести винтовку в шалаш. — Эти нахальные волки даже среди бела дня нападают на овец, — сказал он, привязывая лошадь к дикой яблоне.

— Э, что говорить, Бабакул, когда у людей нет совести, то у волков и подавно. Не те времена, у людей не осталось ничего святого.

При этих словах Максума Бабакул покосился на мясо, которое висело на деревянной перекладине. Три дня назад волк утащил барашка. Бабакул отбил его с помощью собак, но барашек был еле жив, пришлось его зарезать. Послать хозяину мясо было не с кем, вот теперь оно сушится на перекладине. Бабакул рассказал хозяину и о том, как приезжали четверо всадников и забрали четырех баранов. Свидетель — Абдулазиз — лавочник, которого он узнал.