Николай Фере - Мой учитель

А у нас их нет ни одного!.. — с плачем, скороговоркой доложила Тася.

Елизавета Федоровна успокоила ее, как могла, убедив, что она преувеличивает

потребность Алексея Максимовича в лимонах, но беспокойство охватило уже и ее: «В самом

деле, надо же что-то предпринять!» А тем временем кабинет Антона Семеновича, где все это

происходило, наполнился ребятами, прослышавшими о неожиданном затруднении.

— Что будем делать? — обратилась к ним Елизавета Федоровна. — Кто возьмется

поехать в Харьков и добыть лимоны?

Ребята молчали. Это была для того времени года нелегкая задача. Кто-то робко

предложил послать гонцов на самолете в Москву или на Кавказ.

Но вот слово взял Новиков-старший, Жора, известный всей колонии своей

находчивостью и ловкостью, правда, иногда направленными совсем не в ту сторону, куда

следовало.

— Я поеду! – заявил он.

— У тебя есть какой-нибудь определенный план?

– 44 –

— Ах, Елизавета Федоровна, да разве для такого дела можно заранее план составить!

Вся надежда на учет обстановки и на содержимое вот здесь, — с улыбкой ответил Жора,

постучав пальцем по лбу.

— Я думаю, что надо на всякий случай и еще кого-нибудь послать в Харьков,—

сказала Елизавета Федоровна.— Может быть, и ты, Денис, поедешь?

Отказываться от поручения, как бы необычно и сложно оно ни было, настоящему

колонисту не полагалось; Денис Горгуль, исполнявший обязанности помощника

заведующего хозяйством колонии, молча вышел из толпы ребят.

Через пятнадцать – двадцать минут высокий, худощавый Жора и низенький, плотный

Денис отправились в Харьков. Кто-то шутливо крикнул им вслед:

— Эй, Дон Кихот, куда ты со своим Санчо Панса отправляешься? Смотри, не задерись

там с мельницами, их по дороге много!

Но ни тот, ни другой даже не обернулись, поглощенные мыслями о том, как

выполнить ответственное поручение, с которого, по убеждению всех ребят, зависела самая

честь колонии, принимавшей в своих стенах великого гостя.

После короткого отдыха Алексей Максимович попросил ребят показать ему

колонийское хозяйство.

Ребята справедливо считали, что Горького, безусловно, интересует все, что есть в

колонии, и водили Алексея Максимовича по всем, даже самым отдаленным уголкам Куряжа.

Они с гордостью демонстрировали ему наши цветники, оранжерею, сад, молочную ферму,

конюшню, свинарник... И на каждом шагу засыпали его бесчисленными вопросами. Алексей

Максимович без конца отвечал и отвечал, глядя на ребят со своей спокойной, ласковой и

мудрой улыбкой.

— Вот наш «Молодец»! Правда, он потомок орловских рысаков? – спросили ребята

Горького, приведя его на конюшню.

Алексей Максимович не возражал и даже нашел у «Молодца» какие-то стати,

подтверждающие породу. Осмотрели и других лошадей. Затем вышли во двор, где возле

кормушки, опустив голову, стоял конь «Малыш», доживавший у нас свою старость. Ребята

захотели и «Малыша» показать Алексею Максимовичу.

С невинным видом спросили они у Горького, сколько, по его мнению, лет «Малышу».

Алексей Максимович сказал:

— Надо думать, лет пятнадцать уже есть.

Ребята загалдели все сразу:

— Что вы, что вы, гораздо больше! — и стали звать Силантия Грищенко (Отченаша),

нашего старшего конюха.

Силантий, который всем говорил «ты», независимо от пола и возраста собеседника,

явился незамедлительно.

— Смотри, Алексей Максимович,— сказал он, открывая рот «Малышу»,— зубы-то

совсем истер, гладко ведь... Никак ему не меньше тридцати. Да ты рукой пощупай, не бойся!

Пока язык держу, не куснет!

И Алексей Максимович, к ликованью ребят, вынужден был заглянуть «Малышу» в рот

и «рукой пощупать», чтобы убедиться в старости нашего водовоза. Впрочем, все это

доставляло Горькому видимое удовольствие, его радовали и галдеж ребят, и споры с ними, и

их жадная заинтересованность во всем, что касалось колонии, и их стремление узнать, как он

относится ко всем деталям колонийской жизни.

В оранжерее Алексей Максимович сразу согласился, что левкой пахнет хорошо, а роза

еще лучше, что табак и матиола – неказистые цветочки, но обладают привлекательным

ароматом, что львиный зев зря назвали львиным, ничего львиного в нем нет.

При осмотре свинарника Алексей Максимович с улыбкой признал, что «Акулька» —

красавица, а «Машенька» все же красивее. Потом, показывая на недовольно повизгивавшую

«Зазнайку», ребята начали жаловаться Горькому, что «Зазнайка» — самая большая крикуха,

– 45 –

просыпается раньше срока и требует корму, а если опоздать на пять — десять минут, то

подымет такой визг, что Антон Семенович обязательно присылает дежурного узнать, не

случилось ли чего в свинарнике. А когда ее выпускают гулять, «Зазнайка» обязательно в

огород лезет! Алексей Максимович посочувствовал ребятам, что им приходится иметь дело с

такой невоспитанной свиньей, но вопрос, который они тут же задали ему, поставил Алексея

Максимовича в тупик.

— Почему «Зазнайка» поросится пятью поросятами, а все остальные свиньи дают по

восьми и даже больше? Ведь, верно, это потому, что она так много кричит? — совершенно

серьезно спрашивали ребята.

Алексей Максимович задумался. Что тут ответить, чтобы не попасть впросак?

— Вот что, ребята,— серьезно сказал он, — вы «Зазнайку» за ее крик, видно, не

любите и плохо за ней ухаживаете. Так нельзя! Надо ко всем свиньям относиться хорошо.

Ребята сейчас же признались, что «Зазнайке» за ее крик, действительно, попадает, но

дали Алексею Максимовичу слово, что теперь-то уж они будут за ней смотреть в оба.

На скошенном прибрежном лугу ребята рассказали Алексею Максимовичу, как весело

было здесь работать — косить траву, сгребать и укладывать в копны сено, а в перерывах

купаться в реке.

Косари расхвастались, а лучший наш косарь сказал, что он выкашивал за восемь часов

по гектару луга, «а то и больше!». Алексей Максимович от удивления даже остановился,

потом улыбнулся и весело заговорил:

— Ты, дружок, старику загнул и даже очень! Посмотри на мои плечи и руки — во

какой я могу дать размах косе!.. — При этих словах он взмахнул руками, как будто и в самом

деле косил. — Так вот, с таким размахом и только в степи, на реденькой травке, работая от

зари до зари, я накашивал десятину, то есть чуть-чуть побольше гектара. А на этом лугу с

такой густой и высокой травой, как я вижу по копнам сена, больше полудесятины не укосил

бы...

Ребята поддержали Алексея Максимовича, и нашему косарю пришлось сознаться, что

он в самом деле «чуток загнул».

Побродив по лугу, ребята решили соблазнить Алексея Максимовича выкупаться.