Владимир Корнаков - В гольцах светает

Толпа затихла, послышался ропот.

— Пожалуй, царь обижает народ...

— Наши желудки могут ссохнуться, как старые грибы...

— Да, это так.

Гасан стоял, безмолвно наблюдая за толпой. Когда до его слуха доносились довольно громкие возгласы, его взгляд сейчас же брал смельчака на прицел, и тот поспешно умолкал, пряча глаза. Но вот толпа зашевелилась, пропустила вперед Дяво. Согнутый, опираясь на посох, он мелкими шажками подошел к крыльцу и, подняв выцветшие глаза на Гасана, тихо заговорил:

— Много зим и лет сменилось с того дня, когда я взял в руки лук и стрелы. В те дни еще отец хозяина Гасана ходил на боку оленя в берестяной люльке. Тогда наш народ отдавал много шкурок царю, в юрты приходил голод. Пусть послушают люди, что видели глаза Дяво в стойбище у Черных болот. Я охотился вторую зиму, когда в стойбище приехал русский начальник, посланный самим царем. Он взял с каждого охотника столько шкурок зверей, сколько стоили четыре соболя, и у людей не осталось ничего. С приходом зеленых дней в стойбище пришел голод. Носящие одну косу уже не могли ходить по тайге. Люди стали есть собак, но собаки убегали в сопки. Тогда люди стали есть свою одежду и юрты, и скоро они остались голые и без жилища. Вот что видели мои глаза в стойбище у Черных болот.

Толпа молчала, скорбно поникнув, глаза Гасана метали гневные искры.

— Тогда люди были слепы, как дневные совы, и слабы, как белка без хвоста! У них не было ружей! — воскликнул он, сдерживая ярость. — Тогда царь не посылал людям ружья и патроны. Тогда не было в сопках Гасана и его лавки.

— С того дня царь всегда просил с охотников шкурок зверей равно одной или двум шкуркам соболя, — проговорил Дяво, точно не слыша гневных слов шуленги.

— Да, так было всегда, — тихо подтвердил молодой плечистый охотник, что стоял позади старика. Он не отступил за спины сородичей под взглядом хозяина.

— Детеныш полевки, только что увидевший солнце, знает больше Гасана?.. Пока каждый из вас не сделает того, что слышал, лавка будет закрыта! — крикнул Гасан и взялся за ручку двери.

— Но наши желудки пусты, хозяин...

— В юртах совсем нет пищи...

Толпа волновалась, а Гасан, не повернув головы, скрылся за дверью.

— Пусть люди идут к купцам Черным! — тряхнул суковатой палкой старик.

— Да, это так! Правильно говорит Дяво! — заволновались охотники.

Толпа распалась на две части. Одни нерешительно топтались на месте, другие, захватив кожаные мешки, повалили к просторной брезентовой палатке купцов.

Едва охотники приблизились к купеческому жилью, как навстречу им вышел Черных-старший. В густой бороде его пряталась лукавая усмешка. Вперед выступил Тэндэ. Бросив мешок на землю, он возбужденно заговорил, указывая на себя и сородичей:

— Люди пришли к купцу Черному. Они принесли шкурки.

— Купец Черный всегда-от помогал вашему брату, но русский начальник рассерчал на него за это. Он рассерчал и на вашего старшину за то, что вы не отдаете царю рухлядишку. Он сказал, чтобы купец Черный и шуленга не открывали лавки, пока не будут собраны все шкурки. Не можу я помочь вам, братья, хошь и рад несказанно, — мешая русские и эвенкийские слова, сокрушенно развел руками купец и ушел в палатку...

Когда чернобородый скрылся за пологом, Гасан, наблюдавший за всем происходившим из окна, подал знак Перфилу и вышел на крыльцо. Перфил и Семен вытащили два ящика спирта, поставили так, чтобы их видели и те, что стояли здесь, и те, что толпились у купеческой палатки. Каждый взял в руки по бутылке и встряхнул. Прозрачная жидкость заискрилась, играя под солнечными лучами, привлекая жадные взоры. Толпа всколыхнулась, охотники, подхватив мешки, ходко двинулись к лавке.

— Каждый, кто даст, что просит русский царь, получит бутылку изгоняющей печаль, — торжественно объявил Гасан и положил на крыльцо список.

Плечистый молодой охотник, громко глотнув слюну, решительно подошел к крыльцу. Он бросил на влажную землю седоватую шкурку чернобурки, затем мех красной лисицы и посмотрел на шуленгу. Тот молчал. Тогда охотник достал из мешка десяток белок.

— Пусть Дуко поставит свой знак. Он настоящий охотник, — громко произнес старшина.

Семен подал парню заостренную палочку, смоченную в чернилах. Дуко забрал ее неуклюжей горстью и нарисовал на чистой стороне листа лук с вложенной стрелой. Перфил сунул ему в руки бутылку спирта.

— Пусть твое сердце не знает печали! Сам царь будет любить тебя. А в лавке Гасана ты можешь взять какие надо товары! — напутствовал парня шуленга.

Дуко сделал несколько торопливых шагов от крыльца и, усевшись на землю, принялся острием ножа вытаскивать пробку. Руки и губы его дрожали, ноздри раздувались, как от быстрого бега. Вытащив пробку, он жадно припал к горлышку бутылки. Тянул не отрываясь, пока посудина не опустела наполовину. Тогда Дуко поставил бутылку между коленями, шумно дохнул, засаленным рукавом куртки обтер губы. Лицо его побледнело, глаза загорелись возбужденным блеском...

Сбор пушнины шел полным ходом. У крыльца быстро росла груда шкурок. Охотники подходили, вытряхивали мешки, получали свою порцию спирта из рук Перфила. Многие садились здесь же на землю, жадно припадали к горлышкам. Спирт мгновенно овладевал головой и сердцем. Раздавались повеселевшие голоса, песни.

Гасан неподвижно стоял на крыльце. Когда подошел Тэндэ и вытряхнул из мешка положенную долю, в глазах его мелькнули веселые огоньки.

— Сегодня у Гасана хороший день. Он придет и к тебе! — дружелюбно крикнул он, протягивая вторую бутылку. — Это подарок Гасана.

— У моего очага всегда найдется место для того, кто приходит с хорошими мыслями, — ответил охотник. Он принял бутылку из рук старшины, сунул ее за пазуху и, вытащив из мешка десяток белок, положил их в общую кучу.

— Сто чертей Миколки! У этого длинноухого сердце орла! — тихо выругался Гасан вслед охотнику. И осмотрелся кругом: не заметил ли кто-нибудь поступка Тэндэ?

Гасан успокоился: Тэндэ сдавал пушнину последним. На душе его стало совсем весело, когда он увидел, что к лавке приближается священник. Этот тощий старикашка всегда вызывал у него смех.

Вдруг Гасан почувствовал, что кто-то хватает его за ноги. На крыльце ворочался, цепляясь за его унты, Дуко.

— В мо-ем сердце жи-вет л-любовь к хозяину-Гасану, — бормотал он, стараясь поймать руку старшины.

Шуленга молча двинул ногой, и вялое тело, сползая по ступенькам, свалилось на землю рядом с пустой бутылкой.

Старшина с важным лицом медленно пошел навстречу отцу Нифонту. Однако его опередили. Толпа подвыпивших охотников обступила священника со всех сторон.

— Нифошка...

— Креститель наш...

— Отец царя на небе...

— Шаман самого Миколки-Чудотвора...