Владимир Корнаков - В гольцах светает

— Оленей надо напоить и накормить. Будем ждать, пока солнце не станет греть спину.

Парень проворно взялся за привычное дело. Он сводил оленей к ручью, напоил. Выбрав место побогаче ягелем, привязал поводья недоуздков к левой ноге оленя с таким расчетом, чтобы животное не могло поднять головы. Сделал он это из осторожности, так как голодные олени вряд ли покинули бы богатое пастбище.

Когда Назар вернулся к выворотне, Гасан уже храпел, растянувшись на мягком мху. Он насобирал сучьев, развел костер и принялся обдирать зайца. Через несколько минут жаркое пламя лизало заячью тушку, насаженную на рожень. Назар глотал обильную слюну: в этот день во рту не было ни крошки. Он с удовольствием съел бы кусок еще не дожаренного мяса, но сдерживал себя: хотелось, чтобы хозяин-Гасан первым отведал добычи. Ведь он решился наконец сказать ему то, о чем думал всю дорогу! И теперь ждал, когда хозяин проснется.

Назар терпеливо поворачивал тушку то одним, то другим боком к пламени, не допуская, чтобы она пригорала. Когда мясо поспело, Назар отодвинул его в сторону и принялся ждать часа, назначенного хозяином. Сейчас солнце грело левое ухо — значит, ждать еще долго. Парень вытащил нож, не вставая срезал тоненькую березку и от нечего делать принялся вырезать крохотную женскую фигурку. Ковырялся больше часа, вспоминая и нанося на кусочек дерева все черточки лица и фигуры своей невесты. Получилось что-то похожее на обыкновенного деревянного человечка, какой носит на груди почти каждый охотник. Однако это не огорчало Назара. Его воображение прекрасно дополняло то, что не удалось руке. Он любовался белой фигуркой, тихо напевал о своей будущей жене, о том, как она прекрасна и покорна, о том, какие у нее умелые руки. Песня уводила его далеко, в чудный мир...

Гасан тяжело заворочался, открыл глаза. Назар проворно сунул фигурку за пазуху и только сейчас почувствовал, что солнце начало пригревать затылок... Гасан уселся на валежину, шумно зевнул и пошевелил ноздрями.

— Назар приготовил, чем набить желудок! — воскликнул он довольным голосом.

— Да, это именно так, хозяин-Гасан.

Назар с радостной улыбкой подал старшине зажаренную тушку. Тот оторвал заднюю ногу и жадно принялся за еду. Назар последовал его примеру. Ели молча.

— Ты хорошо слушаешь Гасана. Он возьмет тебя в город, — сообщил шуленга, выплевывая раздробленные хрупкие кости.

— Да, Назар всегда сделает то, что скажет хозяин, — снова подтвердил парень. Замялся. Слова вертелись, просились с языка, но не могли выйти наружу. Назар вспотел. Наконец он сделал отчаянное усилие и выдавил из себя срывающимся голосом:

— Пришли зеленые дни... Хозяин-Гасан... Хозяин-Гасан говорил... его дочь, первая дочь...

Удивленный старшина перестал жевать. И вдруг громко, расхохотался, прижимая локтями живот.

— Назар вместе с длинноухим проглотил язык! Назар может взять дочь Гасана, но ей придется встать на его место — у Назара сердце женщины. Дочь Гасана, пожалуй, сама будет ездить на нем.

Гасан хохотал, Назар сидел смущенный и растерянный, боясь взглянуть в глаза хозяина. Гасан так же неожиданно оборвал смех, как и начал.

— Разве Гасан забывает то, что говорит?! Но куда приведет Назар имеющую две косы? Может, она расстелет над его головой свой халат? Он может взять дочь Гасана и юрту, когда придет из Читы. Это сказал сам Гасан!

Старшина, бросив недоглоданную кость на землю, поднялся на ноги. Назар понял это как распоряжение о выезде... Остальной путь они проделали без остановок и быстро.

В Острог въехали глубокой ночью. Побережье встретило мертвой тишиной. Оно напоминало огромное пожарище. Выглядело сиротливо и пустынно. Стойбища откочевали на летние стоянки, и Острог снова опустел на все летние месяцы.

Гасан сразу же хотел зайти к Гантимурову, но, не увидев в жилище князя света, свернул к лавке. Здесь он застал сына. Перфил сидел на прилавке, подвернув под себя ноги, и, медленно раскачиваясь, тянул грустную песню. Он взглянул на отца безразличными глазами, отвернулся, продолжая изливать свою тоску.

— Отчего Перфил воет, как волк на голодный желудок?! — недовольно воскликнул Гасан, подходя к прилавку.

Перфил ответил тем же равнодушным взглядом.

— С солнцем Гасан уходит в город — его просит сам царь! Перфил должен хорошо смотреть за своей второй матерью.

Однако и эти слова не дошли до Перфила. Он даже не прервал своей заунывной песни, лишь посмотрел в сторону отца пустыми глазами. Посмотрел и отвернулся. Такое равнодушие взбесило Гасана.

— Воющий на пустой желудок потерял голову!

Его глаза обшаривали раскачивающуюся рыхлую фигуру сына. Неожиданно они замерли, еще больше сузились и приняли знакомый малахитовый оттенок. На коленях Перфила лежала маленькая, расписанная цветными узорами рукавичка. Гасан рванулся, звякнув наградами, схватил ее, скомкал.

— Ха! Пень никогда не увидит рядом с собой зеленую ветку!

Перфил оцепенело смотрел на отца. Весь смысл слов дошел до его сознания лишь в тот момент, когда затуманенный мозг обожгло страшное воспоминание. Перед отъездом стойбища на летнюю стоянку в лавку забегал пьяный Семен и говорил... Прошло почти две ночи. Значит, сегодняшним солнцем дочь Тэндэ...

Перфил в два прыжка оказался за дверью. Он бежал через пустую поляну, мимо скелетов жилищ, взлохмаченный, страшный. Бежал в сторону, где в молочном рассвете маячил лес. Он достиг кромки леса и оказался возле юрт оленеводов отца. На счастье, Назар не успел увести оленей на пастбище. Они еще стояли возле юрты. Прерывисто дыша, трясущимися пальцами Перфил с трудом отвязал трех крайних оленей, завалился на спину переднего и отчаянно заработал пятками...

Вскоре Перфил гнал по следам ушедшего стойбища...

Гуликаны...

Это реки-братья. Рождаются они где-то среди горных кручей знаменитого Витимского плоскогорья и сотни верст катят свои темно-голубые воды рядышком. Рокочут среди каменных россыпей, все время стремясь слиться в одно русло. Но природа словно ополчается против них. Швыряет на пути каменные глыбы, громоздит неприступные гранитные утесы, воздвигает горные хребты. Однако сломленная упорством рокочущих волн, сдается. На третьей сотне верст реки сливаются с торжественным ревом, взбивая гривы пышной пены, и уже спокойно несут свои воды дальше, к полноводному Витиму.

Много легенд родилось в тайге о реках-братьях. Вот одна из них.

Эта легенда много видела лет и зим, как и сами реки, о которых в ней рассказывается. Она впервые увидела солнце, когда люди бродили по тайге, как и звери, которых добывали себе в пищу. Тогда и прошел слух по тайге, что в сопках живут два брата необыкновенной силы, что даже сам имеющий сильные лапы не может равняться с ними. Неизвестно, кто сказал об этом — то ли летающие по воздуху, то ли прыгающие по земле, только слух шел от сопки к сопке, и скоро об этом узнала вся тайга. По одному люди приходили к месту, где жили эти двое, которых звали Гуликан Большой и Гуликан Малый, чтобы своими глазами увидеть то, что слышали уши. И каждый, кто приходил, сильно удивлялся их жилищу. Их юрта была сделана из больших камней, подобных скалам. Никто из живущих в тайге не сумел бы поднять ни одного из этих камней. Но люди удивлялись еще больше, когда их глаза видели тех, кто жил в этой юрте. Гуликаны были такие же, как и они, пришедшие сюда! Удивление людей было большим, и его нельзя было не видеть. Тогда первый из Гуликанов подошел к камню, который лежал возле юрты, и знаками сказал, что каждый из пришедших может испытать свою силу. Каждый попробовал, однако камень был таким тяжелым, что никто не смог сдвинуть его с места. Тогда за него взялся сам Гуликан. Но и он также не смог сдвинуть камень с места! Тогда он подозвал второго. И они вдвоем легко подняли камень. Снова подходили люди к камню, но теперь уже по двое, и легко делали то, что одному было не под силу...