Евгений Белянкин - Генерал коммуны ; Садыя

Сергей сел напротив председателя, внимательно его разглядывая. Чернышев сказал:

— Говорил тебе весной, да ты не слушаешь — мало, что ль, учили? Раньше за севообороты всыпали, и теперь за них всыплют.

— А вы видели горох? Свезите туда Волнова, пусть он своими глазами убедится, Василий Иванович, — Русаков ближе подсел к председателю, — поверьте, никому не нужен севооборот ради севооборота… У Сухого Куста земля поспевала медленно, вот я и поменял горох с кукурузой. Тем более кукурузу надо было переносить, потому что плантация заражена проволочником. И пусть Волнов…

— Ты здесь агроном, но не там, — перебил Сергея Чернышев, — и меня бьют не за горох, который, как ты говоришь, отличный, а за то, что мы нарушаем чередование культур… Ей-богу, как ни прикинь — все у нас идет вразрез с управлением. Одно дело делаем, а контакта не получается. А это плохо. Не считаться с этим нельзя. Понимаешь, Сергей. — Чернышев расположен был говорить откровенно. — Вот я тебя генералом зову. Уважаю. Но ты без своей политики человек!

— Без какой такой своей политики?

— Молодой ты еще! Слушай же да учись. Существуют ситуации, их учитывать надо. Сколько лет я председателем? Десять лет. Немало. А других, кто со мной начинал, назови — многие ли председательствуют? И колхоз наш не из последних, на виду. Всегда ли всего можно прямыми путями добиться? Вот — севообороты. Если понимаешь тенденцию в сельхозуправлении — так не стремись поперек дороги ей становиться. Надо оставить горох-то, пусть и не уродился. Заранее сминусуй его, да прикинь — откуда взять дополнительно прибыль. При разумности прибыль всегда будет.

— Ну, а зачем это? Зачем исхитряться?

— Как зачем? Ты думаешь, если перед тобой дорогу открыли свободную, то все пошло как по маслу? Вспомню тебя, хоть дело и прошлое: взял я тебя агрономом, а ты мне на второй же день финт выкинул: чепе! чепе! А чего чепе? Видите ли, Чернышев в район сводку преждевременно дал. А для чего он ее дал? И липа ли это? Черт побери, в конце концов надо понимать обстановку, положение колхоза, ситуацию… Если выразиться по-военному — маневр надо знать…

— Василий Иванович, а вот Чапаев поступил бы так? — В глазах Русакова смешливые огоньки. — А маневрам он цену, честное слово, знал…

— Ну, ты меня Чапаем не попрекай. При чем здесь Чапаев. Мы сами с усами. — Чернышев грузно встал из-за стола, нахмурился. — Я тебе дело, а ты мне все игрушечки. С той же Матреной, — разве нельзя было погодить? Никуда не делась бы.

— Да не отдали бы вы, Василий Иванович, не отдали бы. Вы же человек со своей политикой.

Чернышев сердито взглянул на агронома.

— Ладно, — сказал он, — Дальше давай кумекать. И за какие такие грехи ты мне достался? Вот косьба на прямую. Лучше меня понимаешь — нельзя…

— Нельзя да нельзя, а если через нельзя?

Освободился председатель только часа через два. Вместе с Русаковым вышел на крыльцо правления.

— Дождь будет?

— Сегодня выходной, — засмеялся Сергей. — А все же косить на прямую было бы неплохо…

— Опять за свое! Этот вопрос, повторяю, решай с Волновым. Он главный агроном района. Разве Волнов согласится на некондиционное зерно?

— Дотянем до кондиции, Василий Иванович, на току дотянем. Не Волнов агроном здесь, а я агроном…

— Давай все якать, что будет-то? Ох, и характер у тебя! Смотри, без Волнова ни-ни!..

Бедняков прошел три гона, когда вдали над дорогой показался столбик пыли. Столбик быстро приближался, и вскоре пропал за пригорком. И вдруг совсем близко вынырнула «Победа». Бедняков сначала подумал, что это Русаков. Но вскоре понял, что в гости к нему нагрянул Чернышев. Чапай шел по стерне навстречу комбайну. Сравнялись. Чернышев стоял молча, ожидая, когда к нему подойдет комбайн. Жидким тоненьким прутиком бил по голенищу начищенного сапога.

Бедняков поздоровался. Чапай молчал, не подавая руки. Переносица его была насуплена, широкое одутловатое лицо неприступно-грозным. Постояв так в молчании с минуту, Чапай вдруг разразился бранью.

— Кто разрешил? — отечное лицо стало багрово-красным. — Я спрашиваю — кто разрешил?

Ошарашенный Бедняков молчал.

— Я тебя спрашиваю?

— Василий Иванович, так это же для колхоза сподручнее, — наконец собрался с духом Бедняков.

— Ты знаешь, что нераздельная уборка запрещена.

— Знаю. Но ведь, Василий Иванович, в дрожь бросает, когда смотришь, как пшеница гибнет.

— Запрещена — и все, — отрезал председатель. — Ни ты, ни я в этом не хозяева.

— Василий Иванович, пшеница на корню гибнет… Ведь нашими руками все это возделывалось… Гибнет пшеничка!

Бедняков умоляюще смотрел на председателя.

По доброй наивности ему еще казалось, что Чапай шутит и что если его убедить, то все будет в порядке. А настойчивость комбайнера только злила Чернышева.

— Ты мне морали не читай, — грозно сказал Чапай. — Выполняй, что тебе сказал председатель. Видишь, жара…

— Ну как же так, Василий Иванович?

— Не твое дело, — грубо оборвал Чернышев. — Я здесь лицо государственное, ответственное; если не будешь подчиняться — отстраню и поставлю другого, а с тебя вычту за прогул…

Чапай круто повернулся и пошел по скошенному жнивью к своей «Волге». Хлопнула дверца. Зарычал мотор, сразу набирая силу. Машина дернулась и весело запела, выезжая на дорогу.

Николай Степанович стоял все на том же месте — потрясенный и обескураженный. Длинные граблистые руки повисли, как плети. Понемногу, однако, нарождался в нем гнев, вытесняя все прочие чувства, и еще не скрылась машина, как этот гнев уже целиком завладел обычно тихим и кротким человеком.

Русаков заехал в правление — председателя не было; поехал к нему домой, но и дома Чернышева не оказалось. Сергей направился на стан.

И вдруг на выезде из села увидел председателя. Две машины, резко затормозив, стояли одна против другой, стояли как два столкнувшихся неприятеля.

Чернышев и Русаков вышли из машин и, не сговариваясь, прошли к омету, — вероятно, для того, чтобы не слушали шоферы.

— Зачем вы отстранили Беднякова? — с места в карьер взволнованно опросил Русаков.

— Затем! — отчеканил председатель. — Если каждый комбайнер власть будет иметь, на кой черт председатель! Кто я здесь?

— Председатель и колхозник. Но Бедняков тоже колхозник! А указания ему дал агроном.

— А если я председатель, почему командуешь без меня? Кто дал право косить напропалую? Ведь я тебе говорил: без Волнова не сметь. Где его указания? Нет таких указаний… Есть категорическое запрещение. Ясно теперь?

Чернышев наступил сапогом на палку, она хрустнула, разлетелась на две половинки, он поддел одну носком сапога, отшвырнул.