Евгений Белянкин - Танец любви

Зажатый корпусами старинной постройки красного кирпича, плац суворовского училища поблескивал после ночного дождя. Погода угнетала Глеба Сухомлинова, — влажная, сырая, она расслабляла, замедляя и без того вяло текущие мысли: Глебу было все безразлично, равнодушие заполняло его…

Четко, монотонно бил барабан шустрого мальчишки из музвзвода, пружинисто тянулась вперед поднятая до пояса нога, на секунду застывая в воздухе…

— Кому сказал, тяни носок… Носок тяни! — раздраженный голос старшего прапорщика, коменданта училища, звучал, не долетая до сознания…

«Ну и черт с ним, с Димкой Разиным. Он мне не кум, не сват тем более, я у него не отбивал, сама навязалась…»

Старший прапорщик, мордастый, краснощекий, зло, коршуном, подскочил к Сухомлинову:

— Ты что, на акробатике?!

— Товарищ старший прапорщик, отдохнуть бы не мешало. Мне что-то в поясницу вступило.

— Разговорчики… Кому сказал, носок тяни!

Шагали по второму кругу. Ноги ровно и медленно поднимались и опускались под звонкую дробь барабана. Уже чувствовалась усталость, нарастающая, хотя и беззлобная обида на командира взвода, наказавшего его, и глухое недовольство туповатостью коменданта по прозвищу Кусок, который, как думал Глеб, лез из кожи вон, чтобы досадить ему… «Тоже мне полководец!» Суворовцы старшего прапорщика не любили и даже презирали.

Дробь неожиданно прервалась. Глеб расправил плечи и, почувствовав облегчение, глубоко вздохнул: ну вот, кажется и все. Отмаялся.

— Вице-сержант, а ходить-то не умеешь, ноги колесом, — подходя язвительно заметил старший прапорщик. — А все туда же, в офицеры…

Глеб проглотил слюну, почему-то показавшуюся ему соленой и, искоса взглянув на коменданта, ухмыльнулся:

— Где уж нам в офицеры, товарищ старший прапорщик. Хотя бы до роты доползти… Я ведь технарь, мне на парадах не ходить.

— Ладно прикидываться, Сухомлинов… Была бы моя воля — язычок бы тебе подрезал. Иди уж, да смотри у меня! Ведь знаю, строевую подготовку не любишь.

— Шагистику-то? А кто ее любит? Впрочем, кто придумал, тот, наверно, и любит.

Глеб Сухомлинов редко когда «залетал», а тут словно бес попутал вице-сержанта.

Все началось с позапрошлой субботы. Будто специально из первого взвода к ним перевели суворовца Вербицкого — веселого, разбитного парня, вечно влипающего в какие-то истории.

Командир второго взвода, майор Серов, этим переводом был явно недоволен: кто-кто, а Саша Вербицкий мог изрядно подпортить взводный табель успеваемости. Приближался зачетный период, и Серый, помешанный на оценках, как всегда, вон лез из кожи, чтобы взвод занял по учебе первое место. Среди суворовцев про него даже хохмы ходили: уже в роддоме несмышленыш Серый потребовал поставить ему оценку «четыре» или «пять». Ему поставили пятерку, и с тех пор он ставит оценки всем, даже своей жене.

Вербицкого майор определил в отделение Сухомлинова.

— Я давненько знаю этого балбеса. Так что, смотри, вице-сержант, никаких поблажек.

Присутствующий при этом Вербицкий состроил кисло-виноватую мину.

— Ну, товарищ майор, зачем же так? Я постараюсь.

— Вот в общевойсковое пойдешь — там и постараешься! — отрезал Серов. — Я слыхал, покуриваешь? Заруби себе на носу, суворовец Вербицкий, это тебе не первый взвод, у меня твои штучки не пройдут.

Симпатичное и озорное лицо Вербицкого засветилось обворожительной улыбкой.

— Бог с вами, товарищ майор! Да кто вам такое мог сказать?! Я даже на расстоянии не выношу сигаретного дыма…

Место во взводе Вербицкому определили рядом с Димкой Разиным, с которым еще с первых дней поступления в училище у Сухомлинова сложились дружеские отношения. Димка как-то сразу потянулся к Глебу. Но дружба, пожалуй, дальше не пошла: скоро Глеб стал вице-сержантом и командиром отделения.

Когда Вербицкий появился в их взводе, Разин не замедлил проявить инициативу:

— Слушай, Глеб, тут у меня свободная койка — помести Саню Вербицкого…

— Анекдоты травить?

— А ты что, вице-сержант, слушать их не будешь?

Сухомлинов уступил просьбе приятеля. И в первый же день, после отбоя, как только взвод остался без офицеров, у новенького на койке выросла куча-мала: суворовцы в белых кальсонах и полотняных рубахах до колен, сгрудившись вокруг Сани Вербицкого, с разинутыми ртами проглатывали его очередную байку — про то, как на необитаемом острове один генерал трех суворовцев прокормил…

Сухомлинов принимал участие в общем веселье, но новичок и его притягивал каким-то особым и сочным юмором.

Облокотившись на спинку койки и обняв поджатые в коленках ноги длинными артистичными руками, Саша Вербицкий сыпал анекдотами, сыпал запросто, невзначай, словно грыз семечки. Влажные, самодовольные глаза его будто излучали ток, завораживая цыганской лихостью. Ребята азартно внимали ему, то и дело взрываясь хохотом. И только Глеб смотрел на все это немного со стороны каким-то отчужденным взглядом…

Потом, когда все угомонились и нехотя разошлись по своим местам, на койку к вице-сержанту подсел Разин. Димка, заметно возбужденный, твердо сказал:

— Не обманулись. Наш, клевый парень.

— Поглядим, — неожиданно для себя равнодушно сказал Глеб.

Разин недоуменно посмотрел на приятеля.

— Не нравится?

Сухомлинов молча почесал затылок и натянул на себя одеяло, оставив Разина в замешательстве.

Сухомлинов думал о Вербицком. Дело ясное — новичок тянул на лидера. Глеб еще не знал, хорошо это для него или плохо, но интуиция подсказывала ему: у вице-сержанта появился соперник. Раньше в голову и мысли-то такие не приходили… А сейчас вот, не просил, да пришли… Глеб недовольно повернулся на бок.

…Чутье Сухомлинова не обмануло. Уже на следующий день ребята потянулись к Вербицкому. Но вице-сержант относился к новичку спокойно, ровно, даже чуть-чуть по-свойски, хотя, впрочем, и тот в бутылку не лез: любое слово командира отделения принимал как должное.

Все было в ажуре.

В конце второго урока Разин, немного стесняясь, попросил Сухомлинова «замолвить за него словечко» Серому. Глеб добродушно согласился.

— Ладно уж, в увольнение пойдешь. Это тебе сказал я.

А поздно вечером Сухомлинов узнал, что Разин был у Вербицкого дома.

— Слушай, Глеб, у Сани сеструха клёвая, глаза — во! Играет на фортепьяно и сочиняет стихи. Обалдеть!

— А химия? Ты выучил?

Разин сразу вспомнил Марию Николаевну Соколянскую по прозвищу Хлорка и скис.