Евгений Белянкин - Танец любви

— А ты?

Федор загадочно подмигнул: от него тянуло хмельком.

— Не волнуйся, Глеб. Я свое дело знаю крепко. Вы не упустите этого, чтобы он случаем не уехал…

Бесшабашно махнув рукой, солдат исчез, а Глеб и Димка остались на шумном вокзале. Глеб поскреб за ухом. В душу закрались сомнения, тем не менее они стали следить за чернявым мужчиной. Вел тот себя подозрительно: какой-то нервозный, часто посматривал на часы, словно боялся опоздать, менял места в зале ожидания.

Ребята подошли ближе, стараясь рассмотреть подозрительного. Глаза у него глубокие, властные, точь-в-точь как у шпиона.

Коричневый дипломат крепко держали холеные руки. Он явно торопился…

Глеб оставил наблюдателем Димку, а сам побежал в милицию. Дежурный вяло выслушал Глеба, но милиционера все же послал.

Тот нехотя попросил у чернявого документы. Выпучив глаза, мужчина вынул паспорт и удостоверение. Милиционер успокаивающе кивнул Глебу.

— Так и знал. Детские игры, — и по-дружески потрепал Димку. — Молодые люди, занимайтесь своим делом.

— Каким? — спохватился Димка.

— Вы же суворовцы? Вот и учитесь на офицера. А кого надо, мы поймаем без вас.

Глебу стало стыдно: он понял, что солдат Федор его разыграл по всем правилам солдатской шутки.

Офицер-воспитатель майор Серов делал все для того, чтобы все чувствовали его авторитет. И удавалось это ему, возможно, за счет отличной учебы взвода. Умел он и поддержкой командования заручиться: что ни говори, но об особых успехах его взвода писали даже в центральной прессе.

Однако суворовцы во взводе майора не терпели. Его боялись, а чем больше боялись, тем сильнее ненавидели.

Глеб Сухомлинов по приказу взводного задержался в физическом кабинете и ждал, пока майор закончит свой разговор с преподавателем.

— Неблагодарные, — пробухтел Серов, — я для них…

Он искоса взглянул на Глеба, словно вспомнив о вице-сержанте и, не закончив фразы, что-то шепнул Рублеву. Тот молча понимающе кивнул. Растянул в улыбке тонкие, злые губы, боковым зрением «проехав» по Сухомлинову.

Второй взвод не любил и физика Рублева. С точки зрения посторонних, это было уж совершенно непонятным — ведь именно второй взвод получал по физике лучшие оценки.

Недолюбливали его не только за то, что он дружил с Серым, из преподавателей Рублев был самым чванливым и заносчивым. Вызывая к доске, он непременно старался унизить и хотя в конце концов ставил пять или четыре, и порой даже незаслуженно, тем не менее удовлетворенности не вызывал. Наоборот, у ребят нарастала неприязнь, пацаны, хоть и не умудрены жизненным опытом, хорошо видели его игру. Каждая одолженная Рублем пятерка обычно приписывалась его дружбе с Серым.

— Смотри, а Серый опять схватил пять! — посмеивались после звонка суворовцы.

Майор Серов вплотную приблизился к Сухомлинову.

— Кто там ходил в политотдел?

— Не знаю, товарищ майор. По-моему, никто не ходил.

— Тоже мне, командир отделения… Мало, значит, тебя наказываю, — сквозь зубы процедил Серов и вместе с Рублем вышел из класса.

Глеб улыбнулся: он-то хорошо понял командира взвода. Все началось с утра. Майор остановил взвод, шедший на занятия и минут пять прорабатывал за плохой строй. Когда это ему надоело, он вызвал из строя двух суворовцев — опять шевелюра! — и приказал им немедленно постричься. Они постриглись — наголо, что вызвало у взводного бешенство.

— Ну ладно, вы у меня еще попляшете!

По химии была контрольная и, словно назло воспитателю, на взвод посыпались тройки. Для Димки Разина это было горе, хоть вешайся — ведь теперь увольнения не видать, как пить дать. И он забрался по лестнице, ведущей к чердаку, где обычно заядлые курильщики скрывались от офицеров. Там его и «достал» Серый.

— Ага, суворовец Разин… изучаем химический состав дыма. Марш в роту, и чтобы я тебя больше здесь не видел… А вечерком погутарим в канцелярии о вредных привычках.

«Погутарим, так погутарим…»

Набычившись, Разин спустился в роту. В голову ничего не лезло. Теперь не видать и следующего воскресенья. Серого надо знать!

На самоподготовке, усердно мусоля строчки, он писал письмо Маше. Сидящий рядом Сухомлинов иронически заглядывал через плечо приятеля, стараясь понять его подавленное состояние. Время от времени Глеб утыкался в учебник истории… Но мысли до предмета не доходили. Они, как и у Разина, зациклились на далекой Маше.

С тех пор как она открылась в своем чувстве Глебу, между ними возникли странные отношения — отношения тайны. И, конечно, Маша сразу же узнала, что Сухомлинова наказали. Через брата она передала, что «этого не хотела и потому сожалеет…».

После случившегося Глеб видел сестренку Вербицкого всего один раз — она приходила к брату на КП. Свидания как такового с Глебом не состоялось, ведь приходила она все-таки к брату, да и влюбленный Димка крутился рядом, тоскливо по-собачьи заглядывая Маше в глаза. Разин, как и прежде, ходил к Вербицким и верил, что у них с Машей большая любовь. Может быть, он о чем-то и догадывался, но по крайней мере делал вид, что ничего тут обидного не произошло: ему даже нравилось, что он сумел втянуть Глеба в их компанию.

Можно было бы считать телефонный разговор с Машей простым трепом, если бы Глеб однажды не получил от нее письмо. Адрес на конверте писала другая девчонка, что сразу было видно, если сравнить конверт с запиской, которую она туда вложила. Там было всего несколько слов: «Не верю в свою судьбу, Глеб, а так хочется быть вместе».

Глеб бережно спрятал записку в документы; оставлять такое в тетрадях или книгах было боязно… а изорвать записку он не мог. Духа не хватало!

Димка никак не мог понять, кто же прислал письмо. Любопытство съедало его. Глеб же лишь усмехался:

— Так, одна дурочка.

Глеб больше не звонил Маше, а та не писала ему писем.

…Самоподготовка подходила к концу. Димка наконец-то закончил свое письмо Маше и доверчиво подсунул его Сухомлинову.

— Прочти, может быть, есть ошибки.

Димка страшно боялся грамматических ошибок, так как не всегда был в ладах с русским, — а тут ведь такое письмо! — и к тому же он хотел похвастаться Глебу своим романом.

Отодвинув учебник истории, Глеб загадочно улыбнулся и посмотрел на Димку.

— Слушай, чужих писем не читаю.

— Ну, Глеб, прошу…

Вошел майор Серов. Димка поспешно и рывком спрятал письмо, искоса поглядывая на взводного.

— Всем к телевизору на просмотр программы «Время».

Миша Горлов, расправив плечи, тяжеловато смахнул дремоту.

— Опять кота тянуть за хвост.

Славу Богу, этого не слыхал Серый. Он считал, что его взвод не только должен, но просто обязан быть в курсе последних мировых событий, а программа «Время», как говорил майор, — основной источник политического самообразования.