Евгений Белянкин - Генерал коммуны ; Садыя

«Девять-десять центнеров… — Волнов погружен в раздумья, — их тоже надо еще взять. Райком — хорошо, но надежда на Батова сейчас плохая; пока он будет рассусоливать, уговаривать председателей, хлеб сгорит в поле. Здесь надо и самому мозгами шевелить. Решительнее надо, надо всех в кулаке держать. Иначе стыдно будет в глаза Виктору Борисовичу смотреть…»

Волнов мял сапогами мягкую после дождя траву, поглядывая на видневшиеся вдали дома Александровки. Село пряталось в ложбине. С одной стороны оно упиралось в гору, справа его огибал Хопер. От горы подковой шел лес. А за выгоном, насколько мог видеть глаз, сразу начиналась, переливаясь и лучах солнца, пшеница.

Шофер Василий поравнялся с Волновым.

— Может быть, в правление заедем, Петр Степанович?

Волнов вытащил из бокового карманчика брюк часы, щелкнула со звоном крышка.

— В Александровку не поедем, — сказал Волнов дружеским тоном, — давай, Василий, лучше в Пески. Иначе на райисполком опоздаем.

Василий понимающе кивнул головой.

«Нет, Петр Степанович… — Волнов вернулся к своим прежним мыслям, которые не давали покоя. — Нет, Петр… Надо брать все в свои руки, если ты хочешь, чтобы с хлебопоставками хотя бы в десятку первых попасть. Хочешь — не хочешь, одни разговорчики у Батова пока, а здесь нужна железная хватка… здесь баснями соловья не кормят. — И Волнов, вспомнив последний спор с секретарем райкома Батовым, с доводами которого он был не согласен, улыбнулся, — не прав ты, Михаил Федорович. Твоя надежда на председателей преувеличена. Вот она, правда-то, в поле… лежит пшеница, да какая… В этой обстановке людей распускать нельзя, даже вредно… поверь моему опыту, Михаил Федорович… чем тверже, тем лучше. Без приказа не обойдешься. Нужна дисциплина. Где дисциплина, там и порядок. Вот тогда и надейся».

И Волнов опять улыбнулся, будто он сейчас действительно был не с шофером, а с самим Батовым. Улыбнувшись, впервые подумал о Батове как о человеке умном, но порой чересчур доверчивом к людям. «Все доброта наша, все доброта наша, — сожалеюще подумал Волнов, — а решения мартовского Пленума говорят о другом, о большой ответственности…»

Волнов остановился, закусил травинку, и лицо его выражало усталость.

«Тебе, Петр Степанович, эту дисциплину наводить не впервые… Что ж, хлеб просто так не дается…»

— Ну, Василий, — с задумчивостью сказал Волнов, — поехали.

— Слушаюсь, Петр Степанович.

— А правда, Василий, хлеб просто так не дается? Его еще надо взять.

— Конечно, Петр Степанович, его еще надо взять.

В Песках Волнов нашел председателя. Разговор с ним не успокоил Волнова.

— Вы говорите, Петр Степанович, что и в такую погоду можно взять не меньше тринадцати на круг? Навряд ли. Пять-шесть, куда ни шло.

Волнов понимал в душе, что председатель в общем-то прав. Но согласиться с ним не мог.

— В панику впали, Морозов, в панику, — грубовато бросил Волнов, — мне эти разговорчики не нравятся… Смотри, на бюро вызовем.

— Петр Степанович, в исполком опаздываем, — заглянув в кабинет, сказал шофер.

И это, может быть, спасло председателя от начальственного разноса.

Уезжая, Волнов был твердо убежден: уборку надо брать в свои руки.

Сергей задержался в поле. В темноте, возле своего двора, спотыкаясь о камни, он ругал брата: ведь сколько раз говорил ему — убери… Потом нащупал в калитке щеколду, дернул за нее и прошел во двор. Постоял немного — и прошагал к амбару: раньше в нем хранили зерно, а теперь в теплые дни обычно в амбаре спал брат.

Дверь открыта, а Ивана нет. Сергей оглядел дверь, поднял кем-то брошенную не к месту доску. Будить жену и мать не хотелось, решил лучше подождать загулявшего брата — вошел в амбар и, оставив дверь открытой настеж, сел на лежак. «Опять, наверное, возле Староверовых, — подумал Сергей, и досада взяла его, — а утром не добудишься и в поле как разваренная рыба».

Не выдержал, вышел во двор. Небо с востока светлело и, казалось, было ниже; редкие звезды гасли на глазах.

После смерти отца Сергей считал своим долгом держать брата в руках. А вот попробуй, вдолби ему — если мать за него горой! Чуть что: ты уж, Сережа, его не обижай! Все смотрит на него, как на маленького…

Долго ждал Сергей брата. Уснуть бы — да сон не шел. Загорланили петухи. Петухи горланят, а его все нет. Сергей не на шутку сердился. Вот уж, студентишка. Не надо было брать его к себе на практику. И не хотел. Уговорила мать, да и Надя ей помогла. Зачем послушался?

И вдруг из сада появился Иван. В трусиках и босиком. Одежду нес в руках. Увидев Сергея, оробел. Молча стал развешивать на бельевой веревке штаны, рубашку, пиджак.

— Опять угораздило, — сказал Сергей. — Насколько я помню, в прошлый раз что-то было подобное. Смотри, Иван, — скоро на тебя собак спустят.

— Ну, чего пристал… На этот раз я сам влетел. Поскользнулся…

— Шалопай ты, шалопай, — ухмыляясь, продолжал Сергей. — И чего ты к ней привязался? Ну, девчонка, как всякая девчонка…

— А ты чего к Наде привязался? — перебил сухо Иван и пошел к амбару: ему чертовски хотелось спать.

Сергей постоял немного во дворе и тоже пошел в амбар.

— Подвинься, я лягу с тобой, — сказал Сергей уже добродушно.

— Сереж, слушай, почему нас ненавидит этот Кузьма?

— А ты откуда это взял?

— Как откуда? Мы ему, что кость в горле. Злее мартьяновского кобеля Кузьма…

— Так ты… Из-за Кати.

— При чем тут Катя? — И Иван сердито отвернулся к стенке.

…Помнит Сергей времена, когда неразлучными были отец и Кузьма Староверов. Вместе фронт прошли.

— С Кузьмой у нас все пополам, — не раз хвалился отец, — и хлеб, и табак, и сама жизнь… Кто с нами Мазурские болота прошагал, знает ей цену.

До войны отец, как и Кузьма, был трактористом. Но в послевоенные годы на тракторе уже не работал. Все село захотело, чтобы отец председательствовал в сельском Совете. Именно в эти годы и закрепилась за ним кличка «Генерал коммуны».

В двадцатые годы в Александровке первая коммуна создалась. А потом на базе коммуны организовали колхоз. И назвали его сельчане — «Коммуна». Было в этом слове что-то доброе и родное, как память о боевом прошлом.

До войны отца на сельхозвыставку посылали, а после войны он тоже не последним в колхозе был… На собраниях выступал горячо, смело. Вот и сказал как-то на отчетно-выборном: каждый колхозник в «Коммуне» нашей должен быть генералом… А это значит — хозяином себя чувствовать… Быть генералом — и ответственность другая… Вот что я думаю когда о генерале-то толкую. Правильно говорю?

Об этом Сергей хорошо помнил. Колхоз после войны был слабенький, и когда укрупнили — тоже дело не пошло. Потому, видимо, в районе и решили: образовать в Александровке совхоз. Колхозники как один против. Отец — тоже.