Евгений Белянкин - Генерал коммуны

— Не буду писать никакого заявления, — отвечал работник. — Не подавал же я заявления на выговор, вы давали, вы и снимайте, если считаете, что есть в этом необходимость. Они мне шею не трут.

Сказал — и продолжал работать, делать свое очень нужное дело. А потом он стал Героем труда. А выговора? А выговора, говорят, подгоняли его в работе, чтоб не зазнавался. Выходит, даже выгода была от них.

Отогнав от себя воспоминания, навеянные предстоящим вызовом на бюро, Русаков посмотрел на часы: время шло, а его никто не вызывал. «Подожду еще немножко», — решил он и взял газету.

— Привет! Чего ждешь? — в приемную заглянул знакомый работник из потребсоюза.

— Баню, — улыбнулся Сергей.

— С веником?

— С березовым!

Оба засмеялись.

Размеренно и скучно тикали большие райкомовские часы. Русаков хотел уже попросить помощника секретаря узнать, почему его так долго не вызывают, как из кабинета Батова вышел второй секретарь Романов, поздоровался и бросил Русакову мимоходом:

— Ну что, оскандалился?

— Когда меня вызовут?

— Поезжай домой, — сказал Романов. — Соберем партийное собрание в колхозе и там разберемся.

Русаков пожал плечами и покинул райком.

Свой «газик» Сергей нашел возле гостиницы. В машине сидел мальчишка.

— Дядя Сережа, ничего, если я с вами доеду?

Русаков буркнул «ладно» и, устроившись в кузове, углубился в свои мысли. Дорога избита, разъезжена, машину все время подбрасывало на ухабах.

Не успели отъехать и десяти километров, как забарахлил мотор.

— Не тянет что-то, бензин с перебоями подается, — зло сказал шофер. Пока он возился в моторе, Сергей заговорил с мальчишкой:

— Ты Мартьянов, что ль? Валерка?

— Валерка. Мартьянов.

— А я тебя сразу не угадал, — улыбнулся Сергей. — Богатым будешь.

— Не родись богатым, а родись счастливым! — бойко сказал Валерка. — А я посмотрел на вас — вы какой-то надутый, будто лягушку проглотили…

— Ну это уж ты брось! У тебя еще нос не дорос со мною так гутарить. — И Сергей небольно приплюснул пальцем Валеркин нос. В больших глазах мальчишки заискрилась улыбка.

Темнело. Перед самым «газиком» через светлую полоску от фар то и дело перебегали дорогу суслики. Валерка задремал, и Сергей не заметил, как голова мальчишки оказалась на его коленях: пришлось придерживать ее руками. На лице Валерки была все та же веселая, простодушная улыбка, с которой он и во сне не расставался. «А ведь как похож на сестру, на Клавдию, этот самый Валерка», — подумал Сергей, чувствуя, как слипаются веки. Встряхнув головой, прогнал сон и заботливо поправил на коленях голову мальчишки.

Накрапывал дождичек. В брезентовом плаще-балахоне, похожий скорее на сторожа, чем на председателя колхоза, Чернышев вышел из избушки трактористов. Был он хмур и зол. У самых ног его, не боясь людей, шныряли лохматые дикие голуби. Кто-то накрошил хлеба, набросал зерна, и они наскоком хватали пищу и, отпрыгнув на безопасное расстояние, старательно клевали добычу. Председатель остановился и стал следить за голубями. Подошел Остроухов.

— Прижились дикие голуби, — сказал он. — Уж больно крохотные, что воробьи…

— Мелкокалиберные, — согласился Чернышев.

— Слыхал я, будто корреспондент областной газеты к нам едет, — осторожно перешел к другой теме Остроухов. — Все из-за Русакова… Русакову что? Раздавать зерно куда легче, чем отвечать.

— Прикуси язык! — озлился председатель. — То же мне — понимающий нашелся.

Остроухов, побаивающийся Василия Ивановича, язычок прикусил.

Одернуть-то механика Чернышев одернул, но на душе у него было скверно: из головы не выходил корреспондент. «Вот влопались. Теперь разнесут на весь свет, — думал Чернышев. — Зачем послушал Русакова?»

Неприязни к Русакову он все же не чувствовал, наоборот, даже жалел его.

Дав кое-какие указания механику, Чернышев пошел на ток к сортировкам. Побаливала голова, словно с похмелья, хотя вот уже месяц как он не брал в рот ни грамма…

Как же быть с Русаковым? Вот нелады так нелады…

И вспомнились Чернышеву дни, когда агроном еще не был секретарем парторганизации. Волнов тогда хотел перетащить его к себе, и он, председатель, чего греха таить, всячески содействовал такой идее. Уж очень был ершист агроном. Получилось же неожиданное: партком рекомендовал Русакова секретарем колхозной парторганизации. Чернышев, узнав об этом, первым поздравил агронома по телефону из райкома и тут же поспешил в приемную Батова и выложил свои «сомнения» насчет Русакова.

— Не потянет, боюсь, Русаков. Зеленоват еще. Землю, конечно, знает и любит, чего скрывать. А для секретаря — лучше бы умудренного жизнью… У нас есть люди, есть кого выбрать…

— Значит, не потянет? — задумчиво переспросил Батов, не дослушав Чернышева. — А если подучить?

— Подучить? — Чернышев моментально взвесил в голове все «за» и «против» и решил, что Батову можно подсунуть незаметно нужную мысль. — Подучить, да… Я согласен с Волновым. Прошел бы он у Петра Степановича хорошую школу, закалку.

Сказал и думал: клюнет на это Батов или нет? Вроде клюет. Но подсекать — подожди, сорвется.

— Хорошо, подумаем, — сказал Батов.

«Ну вот, дело сделано, курочка скудахтала, — подумал Чернышев, — можно теперь и в чайную завернуть на кружку пива».

Не удалась «идея» Чернышева. Русаков остался в селе, мало того — его избрали секретарем колхозного парткома.

И вот теперь над ним сгустились тучи… Нет, не простит Русакову Волнов! Сожрет Сергея… Надо же, с кем полез Сергей в схватку! И все от молодости, от непонимания. Вот он, председатель, в каких переделках ни бывал, а всегда сухим из воды выходил. Здесь, брат, своя логика!

Чернышев даже удивился, почувствовав, что жалеет Русакова. Привык, что ли, к нему? Вместо того чтобы осуждать агронома, который все ж подложил ему свинью, он готов его даже защищать. Честный ведь малый-то, за спиной не крутит.

Неужто снимут?

И Чернышев неожиданно изменил свое решение пойти на ток. Он сел в машину и укатил в село. В правлении Клавдии Мартьяновой приказал никого не пускать. И даже в бухгалтерии было слышно, как хрипло кричал он в трубку, названивая Романову, второму секретарю райкома.

Волнов зашел к Батову, когда тот разбирал какие-то бумаги, и по старой привычке большого начальника остановился небрежно у стола, постукивая пальцем по зеленому сукну.

— Жарко.

Батов поднял голову и посмотрел на гостя, догадываясь, о чем сейчас будет разговор и мысленно готовясь к нему.

Заговорили о последних событиях — в частности о провокациях неофашистов в Западном Берлине, о погоде, о летних отпусках, и, наконец, Волнов коснулся того, ради чего пришел.