Мария Верниковская - Ненаписанные страницы

Бартенев почувствовал, что инженер испытывает его выдержку, такой нуждается в хорошей узде, и он попытался ее накинуть:

— О сроках для думанья посоветуйтесь с кукушкой, она точно отсчитает.

Ответ прозвучал невозмутимо и вызвал оживление и смех. Рассмеялся и Бартенев, сразу оценив, что рудногорские доменщики, если и не научились еще разбираться в тонкостях доменного процесса, то хотя бы понимают острое слово. Скованность покинула людей, они теперь дружелюбно смотрели на него. Но Дроботов не хотел сдаваться.

— Кукушка — птица безответственная. Ей нельзя доверяться.

Бартенев бросил на него быстрый взгляд, но не ответил ему, глядя, как Верховцев молча раздает вопросники, как распрямилась коренастая фигура Буревого и тяжелая шершавая рука протянулась за белым листом.

Расходились с совещания группами, негромко переговариваясь между собой.

— Начальник хочет мало сказать и много узнать, — говорил мастер Гуленко, расправляя усы.

— Экзамен на аттестат зрелости устроил, — зло бросил Дроботов.

— Вот только темы экзаменов взяты напрокат у американцев, — тихо проговорил шагавший рядом Барковский, — теперь жди, кого первого спросит.

— Меня не спросит, — глухо отозвался мастер Кравцов. — Я матушку-домну вот этим местом чую. — Он выразительным жестом показал на живот, негромко выругался и на ходу достал из кармана заводской пропуск, обернутый в целлюлозу, потряс им перед собой:

— Вот мой диплом. Двадцать лет ношу.

Минуя проходную, доменщики вышли на площадь и смешались с людским потоком, двигавшимся от ворот завода к трамвайной остановке. Влажный весенний воздух охлаждал разгоряченные лица, которые восемь часов поджаривал огонь у печей. Кое-кто расстегнул свои стеганые куртки.

Начиналась апрельская талица. В тени высокого здания заводоуправления лежал еще снег, а с крыш падали сосульки, и на высоких пролысинах бурела прошлогодняя трава.

В бледном предутреннем рассвете медленно проступают окружающие предметы — блестящая ручка двери вагона, смятый и отброшенный к ногам халат с белыми пуговицами… Спать Вере Михайловне совсем не хочется, вероятно, оттого, что сместилось время: часы, месяцы, годы.

Сейчас много говорят о кибернетических устройствах, об «информационной пропускной способности человека», появилась наука — инженерная психология. А тогда, в сорок восьмом, слова Бартенева об «инженерных головах» одни воспринимали как вызов практикам, другие — как ущемление достоинства цеховых инженеров.

Она — лаборант Кострова — не была на том совещании. Считала неудобным явиться в кабинет к начальнику цеха без приглашения. Но, слушая на другой день рассказ Верховцева, пожалела об этом.

— Какой мог быть интересный инженерный разговор, но не получился, — сокрушался Верховцев. — Все ждали разноса, а тут вдруг: у кого есть предложения, идеи?

В вопроснике, который передал ей Верховцев, значились темы, касавшиеся и цеховой лаборатории. И Веру Михайловну не очень удивило появление к концу дня в лаборатории начальника цеха. Осторожно ступая, чтоб не задеть рукавом тонкую химическую посуду на полках, Бартенев прошел к столу, за которым сидела Вера Михайловна, и увидел лежавший с краю стола тетрадный лист с вопросами. Чуть улыбаясь, спросил:

— Изучаете?

Она молча кивнула головой. Он вытащил из кармана пальто кусочек кокса и подбросил его на ладони:

— Вам известны, конечно, его свойства?

— В общих чертах известны. Легкий…

— …пористый, — в тон ей подсказал Бартенев. — А как насчет горючести?

Она не понимала, чего он от нее добивается, и пожала плечами:

— У нас лаборатория по определению химического состава чугуна…

— Прогнозами не занимаетесь? А надо составить прогноз на будущее, — проговорил он. — Надо определить, сколько мы сможем дать чугуна в ближайший год.

— Год?

— Да, пока год. Надо взять на учет все факторы. И этот тоже, — он снова подбросил на руке кокс. — Определить его поведение в печи. Но как это сделать в условиях, близких к доменному процессу?

Один человек уходил и оставлял после себя следы грязных сапог на чистом лабораторном полу; другой — запах гари. А что оставил тогда Бартенев? Небольшой кусочек кокса. Но кусочек оказался волшебным. Стены маленькой цеховой лаборатории расширились до размеров научно-исследовательского института, и она, лаборант Кострова, ощутила в себе непривычный подъем ученого. Засунув руки в карманы халата, она долго ходила по комнате, думала над тем, что сказал Бартенев, и, не в силах разобраться сразу во всем, позвонила Верховцеву. Он пришел тотчас же.

— Бартенев связывает опыты с нормами расхода кокса и производительностью печей, — задумчиво рассуждал Верховцев, выслушав ее. — Пока кокс — самый дорогостоящий материал в доменном производстве. Изучение в нем новых свойств даст возможность использовать его рационально.

Она удивилась такому простому, ясному выводу и спросила:

— А какую задачу вы будете решать?

— Задачу высокого давления.

Еще одна, выдвинутая Бартеневым проблема и, как видно, завладевшая Верховцевым полностью.

В комнате парили острые запахи азотной кислоты, серы, в широких рукавах вытяжного шкафа что-то шумело и шуршало, а Верховцев, не замечая ничего вокруг, чертил на бумаге и объяснял Костровой схему устройства перевода печей на высокое давление газов на колошнике. Помощница Костровой, Маша, извлекла длинными щипцами из красного зева мульдовой печи прожаренные до белизны тигли, быстро поставила их в шкаф и подошла к ним.

— А над вашей задачей я подумаю, — пообещал Верховцев и, поймав взгляд Маши, весело кивнул ей:

— Будешь нашим ассистентом?

— Если вы мне дадите профессорский паек и колпак, — смеясь ответила девушка и одернула халатик, изрешеченный кислотами.

Когда за Верховцевым захлопнулась дверь, Маша расставила по полкам бутылки с прозрачной жидкостью, унесла в мойку грязную химическую посуду и тщательно вымыла руки. Она посмотрелась в маленькое зеркальце, оправила свои стриженые русые волосы, халатик повесила за дверью.

Сегодня они с Кириллом Озеровым идут в кино, на новый фильм «Безымянный остров». По дороге она обязательно расскажет Кириллу о чудном инженере и высоком давлении.

Перебежав осклизлую дорогу, Маша нырнула под железнодорожный состав и по спиральной лестнице взбежала наверх. На площадке четвертой печи вся красная, потная, она нашла Кирилла в газовой будке. Он стоял и что-то рассказывал своему помощнику.

— Кирилл, — Маша тронула его за рукав, — мы опаздываем.

Рядом с ним она казалась совсем маленькой и смотрела на него снизу вверх. А он, точно взяв разбег и не добежав до финиша, замер перед ней и удивленно спросил: