Александр Лебеденко - Лицом к лицу

Пели ладно, согласно, с большим чувством. Сашина затихла, побежденная неожиданной лиричностью, вдруг охватившей этих суровых людей сурового года.

Кончив петь, комиссары выпили по одной, по другой. Они, захлебываясь, рассказывали друг другу свою жизнь, но делали вид, что обращаются только к Екатерине Андреевне. То один, то другой брали ее за руку доверительно и осторожно.

— Ведь у меня и мортиры, и тяжелые, и легкачи. И столько дел! — жаловался и гордился Порослев. — Верно, Катерина Андреевна?

— Под Царицыном в августе дрался. С Ворошиловым встречался. Вот где мы образование получили. Белые генералы потом писали в своих газетах: вот у кого нашим генералам и администраторам надо учиться. А потом я ранен был. В Калуге лежал. И в Пскове и в Пензе… Где я ни бывал, — говорил Огородников, сжимая запястье Сашиной.

— А Катерина Андреевна не хочет сюда перебраться, — смелея, продолжал свое комартформ. — В коммуну надо идти. Я ей и день и ночь говорю. И день и ночь бы работали. И можно не здесь, а близко. Квартиры есть, с роялью, с ванной. Вот втроем и заняли бы. Чудесно.

— А как вы офицера убили? — спросила вдруг Сашина.

— Ну, то был гад! — рассердился Огородников. — Хороших офицеров не убивали. За ним грехов было — не я, другой подстрелил бы… А в Пскове я на границе зайцев стрелял. Ужас их сколько там.

Потом пели дуэтом песни северные, тихие и ровные. И все трое сидели на кровати. И Сашина вдруг вмешивалась неудачно тоненьким срывчатым голоском. Потом опять пили чай с медом.

Вечером пришли комиссар Малеев и Алексей. Обоих поили чаем и кормили хлебом с маслом и медом. Первача уже не было.

— Мы, собственно, пришли говорить о дивизионе, — сказал наконец комиссар и посмотрел на Сашину.

Екатерина Андреевна стала прощаться. Огородников жал ей руку и упорно смотрел в глаза. Сашина вышла, на пороге чему-то рассмеялась и побежала к трамваю на Охту.

— Ну, выкладывай, по силе возможности, — сказал Порослев, усаживаясь в глубь кровати, почти на подушку.

Малеев недовольно нахмурился. «По силе возможности» не предвещало хорошего разговора.

Огородников шагал по комнате, безбожно скрипя новыми сапогами, на которые он сменил валенки.

— Два вопроса только, — сказал Малеев.

— Записал на бумажку, как я тебя учил? — спросил Порослев и поймал себя на мысли: «Чего я придираюсь к парню? Это все стаканчик первача». Он внутренне собрался и настроился серьезно слушать.

— Первое — это выделение отдельной гаубичной батареи, — начал как мог спокойнее Малеев, но лицо его было вытянуто и напряженно. Это напряжение было искренне. Оно определялось серьезностью его отношения к делу. Но оно бросалось в глаза и засчитывалось как слабость, в особенности после этих несчастных событий в дивизионе. — Второе — о комсоставе на Виленском. — Почувствовав, что в комнате установилось ровное деловое внимание, Малеев продолжал уже смелее: — Боевое задание — сформировать отдельную батарею. Отправка на фронт по особому указанию. На фронте батарея развернется в отдельный дивизион на базе нашего запасного.

— Куда, на юг? — спросил Огородников.

— Не знаю. Все равно куда… На фронт, словом.

— Ты когда получил приказ? — спросил из угла, спружинившись, Порослев.

— Ну… — остановился Малеев, — три дня…

— Боевое задание, говоришь… Что сделал?

— Малиновский с адъютантом проект готовят.

— А у тебя план? Политическая часть имеет свой план?

— Я и пришел посоветоваться. Как будут инструкторы проект читать — дам свое мнение… Каких людей, каких лошадей, которые гаубицы.

— Это и есть план… Значит, у тебя своего проекта нет?

— Нет… еще нет, — растерянно сказал Малеев.

— Все ты по-домашнему. А ты о чем думал? — спросил Порослев Алексея. — Что же мы обсуждать-то будем?

Алексей вынул исписанный лист бумаги.

— Я мое мнение записал.

— А комиссару не показал? — вмешался вдруг Огородников.

— Показал, — тоскливо отозвался Малеев.

— Я предлагал разобрать на ячейке, — сказал Алексей. — Комиссар не согласился. Он считает: на ячейку нужно вынести согласованные с тобой материалы. Ячейка еще как следует не сколочена. Я согласился с комиссаром.

— Это верно, — подтвердил Малеев. — Мы хотели и тебя просить к нам на обсуждение приехать, Петр Петрович… по силе возможности… Вопрос первостепенной важности.

Порослев улыбнулся:

— Ну, все это хорошо, давай к делу. На ячейку ставить недоработанные проекты, конечно, незачем. Это оперативный вопрос. Но свое мнение партийная часть должна иметь, чтобы, проводя решения в жизнь, мобилизовать коллектив, чтоб за партийное мнение стояли все горой. Коней у нас все равно нет. С конями плохо. Каких дадут, на тех и поедут. Тут ничего не вымудришь. Гаубицы дать получше. На фронт. Чтоб стреляли безотказно.

— Так я и адъютанту сказал.

— Проверить тщательнее. За проверкой следить. Самим просмотреть паспорта. Амуницию, сбрую — все лучшее. Не жалей.

— И я так думаю. Мы еще наживем.

— Хватит у тебя добра-то?

— Всего, кроме лошадей, хватает. А я вот больше о людях думаю. Как я вспомню те дни…

— Это когда тебе шинель порвали?

— Когда пушки на штаб навели, — рассердился Малеев. — Как вспомню… Как этих людей на фронт посылать? Может, отобрать только лучших?

— А худших куда девать? Освободить, что ли? А лучшие что тогда скажут?

— А как же ты предлагаешь, Петр Петрович? — растерялся опять комиссар. — По силе возможности…

— Из камней кашу не варят. Если б трудовой народ не был за нас, нечего было б огород городить. А если мусор есть, нужно просеять. Заведомых контриков передать в штаб укрепленного района — пусть окопы роют. А остальных… Вот тут твоя работа, — обратился Порослев к Алексею. — Сколоти коммунистическое ядро. Привлеки сочувствующих, веди работу. Так всюду делают. Инструкцию штаба читал? При хорошей работе честных красноармейцев всех потянет в нашу сторону. Шатаются от слепоты, от кулацкой работы. А ты просвети, а кулаков изолируй.

Алексей кивал головой. Так и он понимает. Но ему всегда доставляло радость, когда в большую ясность приводилась сложная, запутанная обстановка. Слушая ораторов, он лучше всего запоминал те места в речи, где ясными словами освещались его собственные, еще не совсем упорядоченные или еще робкие мысли.

— Твоя работа, — продолжал Порослев, — передать новой части крепкий, организованный коллектив. Вот тут по человеку отбирать надо. Это половина дела. Человек двадцать коммунистов обязательно…

— Теперь о комсоставе, — начал опять Малеев. — Как батарея на фронте развернется в дивизион, нужно придать лишних командиров, чтобы потом…