Виктор Полторацкий - След человеческий (сборник)

— Аким Васильевич, так ведь на это какие деньги потребуются!

— Деньги потребуются большие.

— А где их взять?

— Придется выделить из общих доходов колхоза. Но эти затраты окупятся, и даже с лихвой.

— А может, погодить? А то ведь что получается: мы к вам присоединились, чтобы из бедности выбраться, и оказывается, опять придется на стройку этой самой «фабрики» доход отдавать. Нет, не согласны…

Пришлось терпеливо убеждать их, что перестройка хозяйства необходима и что это единственный путь к увеличению доходов.

Стали проводить в новые бригады телефонную линию из Нечаевской, чтобы связать их с центральной усадьбой, и опять некоторые из вековских, деминских и головаревских колхозников говорили:

— А зачем это? Мы и без телефонов жили…

Все, что намечалось сделать или построить в колхозе, по обыкновению, сначала обсуждалось на заседаниях правления или на общих собраниях и делалось только после того, как они принимали свое решение. Такой порядок утвердился давно. Но те из колхозников, которым перестройка животноводческих ферм или установка новой линии телефонной связи казались пустой тратой денег, ворчали:

— Это Аким все выдумывает. Привык командовать-то.

— А мы и на него управу найдем…

И вот однажды в областной комитет партии пришла анонимная жалоба на Горшкова. Его обвинили в том, что он-де зазнался, ни с кем не считается, чувствует себя в колхозе чем-то вроде помещика и что люди там работают, как на барщине.

Анонимная жалоба всегда вызывает недоверие и почти всегда оказывается несправедливой. Недаром жалобщик не захотел подписаться, скрыл свое имя. Но в обкоме решили: все-таки сигнал есть сигнал, а в жизни случается всякое — надо проверить.

На Нечаевскую приехала комиссия. Три недели велась тщательная проверка. С Горшковым члены комиссии разговаривали официально: «вы», «товарищ председатель». Проверяли годовые отчеты артели, беседовали с бригадирами, с членами правления, с рядовыми колхозниками. Как и следовало ожидать, письмо оказалось клеветническим.

— Зато теперь ты чист совершенно, — сказали Акиму.

А он покачал головой и ответил:

— Ах, дорогие товарищи, а какого червяка вы мне в душу запустили своим недоверием, сколько нервов попортили!

— Коммунист не должен обижаться на это, — строго сказал один из членов комиссии.

— Что же, по-вашему, коммунист-то не человек?..

Но люди, увлеченные великой и благородной целью, не помнят обид. Наговоры и клевета не пристают к ним, как плесень и ржавчина не пристают к благородным металлам. Жажда деяния целиком захватывает их душу и щедро наполняет ее добром.

Аким Горшков был целиком захвачен заботами о том, как помочь колхозникам новых бригад перестроить и наладить хозяйство, чтобы навсегда покончить с отсталостью. Он старался разглядеть в каждом человеке, на что тот способен, и направлял эти способности на пользу общему делу.

…Прошло три-четыре года, и суловские, головаревские, вековские колхозники стали такими же, как нечаевские. Доходы этих бригад резко повысились, достаток пришел в их семьи, и люди поняли смысл и значение коллективной работы.

В 1951 году за успехи в развитии колхозного производства Акиму Васильевичу Горшкову Указом Президиума Верховного Совета СССР было присвоено звание Героя Социалистического Труда. А вскоре после того он был избран депутатом Верховного Совета Российской Федерации.

Не одно поколение мещерских крестьян мучительно пыталось тяжким трудом своим оплодотворить скудную землю и вырваться из замкнутого круга ужасающей бедности. Но тщетными были эти усилия. Возможность коренного преображения деревенской жизни открыла им Октябрьская революция, а партия Ленина указала единственно верный путь — путь коллективизации крестьянских хозяйств.

Когда шесть бедняцких семей из Нармучи объединились в коммуну, огонек надежды, сверкнувший им издалека, был еще очень слаб. Но вот прошло четверть века. Теперь в колхозе «Большевик» было уже более двухсот пятидесяти семей. Земельные угодья его — пашни, луга и пастбища — вышли далеко за пределы Нечаевской вырубки и развернулись на пять тысяч гектаров.

Жители степной полосы, может быть, иронически улыбнутся, услыхав эту цифру, и скажут:

— Да у нас за одной бригадой закреплено куда больше!

Но ведь речь-то идет о Мещере! О той стороне, где крохотные лоскутки полей окружены океаном болот и лесов, где сотня гектаров пашни считается уже бог знает каким массивом, где каждую пядь земли приходится отвоевывать у болота.

Когда-то в этих краях сеяли только рожь, овес и картофель. Собственно, картошка-то и была единственным средством пропитания мещерской деревни. Картошку ели вареную и печеную, мятую и толченую. И если кому-то удавалось собрать пятьсот пудов картофеля с десятины, это считалось куда уж как хорошо.

Теперь в колхозе «Большевик» собирали урожаи по полторы тысячи пудов с гектара, а кроме картофеля, ржи и овса, здесь стали сеять пшеницу, люпин, кормовые бобы, то есть такие культуры, о которых прежняя мещерская деревня знала лишь понаслышке.

У бывших лапотников, пришедших из Нармучи на Нечаевскую с единственными орудиями труда — топором и лопатой, теперь появились электрические моторы, автомашины, тракторы, комбайны, тягачи и автопогрузчики, собственный экскаватор и много другой сельскохозяйственной техники. Если у первых коммунаров на шесть семей была всего одна лошадь, то теперь, учитывая машинную мощь, на каждую колхозную семью приходилось по сорок лошадиных сил.

И центральный поселок колхоза выглядел уже не по-деревенски. Дома строились небольшие, но удобные — с электричеством, водопроводом, газом, канализацией.

В каждом доме появились полка или шкаф с книгами. Да и как можно представить себе, скажем, дом Кондратия Ивановича Иванова без книг? Ведь в большой семье Кондратия росли и учились дети. Старшие дочери его получили инженерное образование. Сын Александр — инженер-энергетик. Дочь Тамара — ветеринарный врач, Валентина — техник. Младшие дочери Людмила и Фая также студентки.

Центром культуры в самом колхозном поселке был клуб, а в клубе — кино, танцевальный зал, читальня и библиотека. Каждый вечер широкие окна клуба сияли огнями, и после рабочего дня там было всегда многолюдно.

А я помню, как начали строить этот клуб еще в тридцатых годах. Тогда кое-кто из колхозников ворчал на Акима:

— Вот клуб затеяли строить, а живем на картошке и ту без масла едим. Разве это правильно?

— Неправильно, — отвечал председатель. — Надо, чтобы и с маслом, и с мясом. И все это будет у нас. Но давайте подумаем вот о чем: клуб поможет нам удержать в колхозе молодежь, даст ей возможность культурно развиваться, а за молодежью — будущее.