Виктор Полторацкий - След человеческий (сборник)

Это было только началом того, что потом построили здесь и стали называть гигантом уральской металлургии. Но когда я вспоминаю то время, чувство гордости наполняет меня: я был там, я это видел, и во всем том есть частица и моего труда!

Около года прожил я на строительстве и вдруг совершенно случайно встретил земляка, машиниста со станции Морозовской. Фамилию его я забыл, но имя — дядя Федя — сразу же вспомнил. Я знал его потому, что этот машинист иногда забирал у моего хозяина Сидорова мясо в кредит до получки. Здесь, на Магнитке, дядя Федя работал также на паровозе.

Сначала он меня не признал, а когда я сказал ему о Морозовской, вспомнил и спросил:

— А ты что здесь делаешь?

Я объяснил, что работаю костыльщиком на укладке железной дороги.

— Это хорошо, что от мясника ушел, — сказал он. — По крайней мере, из батраков в рабочие люди вышел, а рабочий класс всему голова. Но если уж попал на железную дорогу, пробивайся, Максим, в паровозники.

— Разве можно? — говорю я.

— Почему же нельзя? Приходи к нам в депо, я займусь тобой, коли смекалка и желание есть, сдашь экзамен на помощника машиниста.

Будто огнем опалили меня слова дяди Феди. Желание у меня появилось большое. Но ведь теперь я был уже не сам по себе: комсомольская ячейка стала моей семьей, и я считал своим долгом посоветоваться с ребятами.

Леня Карасев одобрил мое намерение учиться на помощника машиниста.

— Овладение техникой — одна из главных задач комсомола, — сказал он. — В общем, ячейка желает тебе успеха.

И стал я учиться у дяди Феди. Он занимался со мной в депо, а иногда брал в поездки. Сначала я чувствовал себя на паровозе как в темном лесу. Какие-то винтики, колесики, рычаги, циферблаты, а что к чему — неизвестно. Потом постепенно стал привыкать. Уяснил работу котла, цилиндровой машины, механизма дышлового сцепления. На это ушел не месяц, не два. Я ведь и с основной работы еще не ушел, а учебе отдавал лишь свободное время. Но вот наступила пора, когда дядя Федя сказал мне:

— Надо держать экзамен.

— Робею, — признался я.

Но дядя Федя говорит:

— Не робей, воробей, комар не проглотит!

Экзамен надо было держать перед целой комиссией: там машинисты-наставники и заместитель начальника службы тяги. Какие вопросы мне задавали и как я на них отвечал — убейте, не помню. Вышел из комнаты сам не свой. Дядя Федя тоже волнуется, спрашивает:

— Как?

— Не знаю.

— Ну ладно, пойди погуляй, а я выясню.

Смотрю, через некоторое время он идет веселый, улыбается и говорит:

— Поздравляю, Максим, аттестовали тебя помощником машиниста.

На радостях пригласил я своего учителя выпить пивка.

Он согласился и первую кружку поднял за нового паровозника.

Но аттестовать-то аттестовали меня, а на паровоз не назначили. У вас, говорят, слесарного опыта нет, а для помощника это необходимо.

Что тут делать? Дядя Федя советует: оформляйся в депо, не отступаться же на полдороге.

И я поступил в паровозное депо учеником слесаря. Зарплата в два раза ниже, чем на укладке пути. Но я готов был работать даже за кусок хлеба. Меня мечта захватила.

Здесь проработал я до осени тысяча девятьсот тридцать первого года и получил разряд подручного слесаря. Надо сказать, что работа в депо принесла мне большую пользу, Тут ведь все время приходилось иметь дело с ремонтом паровозов, и я очень многому научился. Без этой практики действительно было бы куда тяжелей. Теперь я уже без робости попросился в помощники машиниста и получил назначение на старенький маневровый паровоз серии ОВ 15964. До самой смерти я не забуду этого номера!

Первым моим машинистом был Степан Иванович Булавка. Удивительный человек! Речь у него спокойная, неторопливая, голос тихий, вроде бы с трещинкой, но слух он имел исключительный. Бывало, чуть ли не за полверсты услышит, как идет паровоз, голову свою седую наклонит чуть-чуть да и скажет: «Что же они, черти, крейцкопфный вкладыш не догадаются подтянуть…» Он по звуку определял состояние механизма.

На работу я всегда старался пораньше прийти. Машину проверяю, на звук молоточком пробую, где надо — ключом подтяну, в сальники набивки добавлю, куда нужно — смазку залью, оботру все, будто языком вылижу, а Степан Иванович явится, заметит какой-нибудь непорядок, покачает головой и скажет; «Паровоз, между прочим, такая машина, которая требует особенной аккуратности».

Сам он был аккуратен во всем. Я так скажу: маневровая работа у нас считается за черновую. Тут больше суеты, больше грязи, и паровозники за собой не очень следят. А Степан Иванович приходил на паровоз в чистеньком кителе, будто с курьерским ехать собрался. К этой аккуратности он и помощников приучал.

Я проработал с ним почти два года, стал он мне доверять управление.

— Приучайся, — говорил, — не век же тебе в помощниках ездить, через годок на правое крыло перейдешь.

А «правое крыло» — это место машиниста на паровозе.

Но тут мне вышел срок призываться в Красную Армию.

Говоря по совести, на призыв я шел без особой охоты. Разлука с паровозом огорчала меня. Впрочем, огорчения быстро рассеялись, и впоследствии я вспоминал об армии с благодарностью за все, что она дала мне.

Привыкать к армейской службе трудно тому, кто вырос под маменькиным крылом, мне же после Магнитогорска полковая казарма даже понравилась. Здесь был строгий порядок, добрая крыша над головой, обмундировка и харч.

Служить мне довелось в железнодорожном полку, который был расквартирован в Челябинске. Среди новобранцев оказалось много ребят, призванных в армию после окончания школы второй ступени. Опыта практической жизни у меня по сравнению с ними было больше, но в отношении теоретических знаний я кое-что от них почерпнул, занимаясь самообразованием.

В общем, служба шла хорошо. Товарищи уважали меня за веселый характер, а командование отмечало за строевую подготовку. Мне даже предлагали остаться на сверхсрочную службу, и я бы, пожалуй, остался, но незадолго до демобилизации моего года в казармы прибыл представитель из управления Южно-Уральской железной дороги и объявил, что после армии желающие могут поступить на курсы машинистов, которые открываются в локомотивном депо Златоуст.

Так пришло решение моей дальнейшей судьбы, и я оказался в Златоусте.

Этот городок мне понравился. Со всех сторон его обступили горы, а сам Златоуст раскинулся в низине по берегам реки Ай. С давних пор он славится своими металлургическими заводами, и основное население его — рабочий класс, металлурги. В то время, когда я впервые приехал туда, на самом большом заводе начал работать первый на Урале электросталеплавильный цех. Он считался тогда крупнейшим в Европе, и златоустовцы очень гордились этим. Словом, здесь я сразу почувствовал тот же воздух трудового энтузиазма, каким дышали мы на строительстве Магнитогорска.