Алексей Кожевников - Том 4. Солнце ездит на оленях

А у нее складывалось не так: ямщики, проводники, все, кто мог подвезти ее до железной дороги, были заняты при оленьих стадах, на рыбной ловле. Идти одной, пешком никто не советовал. Время для ходьбы трудное: вся Лапландия потоплена вешними водами. Простудиться, утонуть легче легкого. Можно заблудиться, встретить злого, голодного медведя после зимовки или вечно ненасытную рысь. Приходилось ждать, когда схлынет водополица, подрастут телята и стада уйдут к морю без пастухов. Вот тогда кто-нибудь проводит ее.

А пока, чтобы не терять время попусту, Ксандра обходила рыбаков из соседних поселков и переписывала ребятишек школьного возраста. Набиралось их немало. Перепишет и сообщит в Мурманск; пусть решают, учить ли их в Веселых озерах, открывать ли где-то новую школу.

— Девка, не уходи далеко! — каждый раз наказывал Максим, хранивший ее вроде отца. — Прошлый раз шаталась трое суток.

— Нет, никогда не было этого. И дня не прошло, как вернулась домой, — нашла отговорку Ксандра.

— Теперь день-то о-го! Больше месяца. (Была пора незаходящего солнца).

— А все равно день, и нельзя сказать, что ночевала не дома.

Куда бы ни пришла, там уже знали, что она не только учит, но и лечит, моет, купает, стрижет, пеленает маленьких, и каникулы оказались трудней школьных занятий.

Она приготовила для Коляна чистое полотенце, носовые платки, мыло, а выбраться к нему не сумела.

Он пришел сам и пригнал стадо. Приближалась комариная пора, и надо было посоветоваться с Максимом (стадо было общее), как поступить дальше: продолжать пастьбу или отпустить оленей одних. Кто мог — пас, кто не мог — оставлял без присмотра. Решили отпустить одних. Максим так ослабел, что сам нуждался в уходе, а у Коляна было другое важное дело — на всю зиму насолить, накоптить, навялить рыбы. Стадо паслось возле становища. Колян арканил недавно родившихся телят и делал на ушах надрезы — клейма. Ксандра отгоняла от малышей встревоженных маток, которые мешали ему.

С рогами оставалась одна важенка, но и та, знать, чувствовала, что они лишни, и беспокойно перебегала с места на место, мотая сердито головой. Вот забежала в озеро и с настороженным удивлением воззрилась на свое отражение: может быть, приняла его за опасного противника, а может, любовалась на свою красоту. И вдруг у нее упали рога. Она в испуге прянула на берег и показалась такой забавно растерянной, так нелепо изуродованной, что Колян и Ксандра засмеялись. А спустя недолго Колян вынес гусли и пропел в сторону безрогой красавицы:

Оленей отпустили к морю, в становище задержали только несколько голов ездовых.

— Теперь я могу проводить тебя, — сказал Ксандре Колян.

Снарядиться постарались как можно легче: на двоих один рюкзак, одно ружье, котелок. Сверх самого необходимого Колян прихватил только гусли, а Ксандра — букет из птичьих перьев, в подарок родителям.

Перед выходом, по обычаю, кажется, распространенному на весь мир, решили посидеть. Колян достал гусли и спел под них:

— Что это? — спросила Ксандра. — Напутственный, походный марш?

— Это тебе.

— Выдумщик. Ну, пошли!

Ксандру провожал весь поселок. Взрослые попрощались за ручку, всяк сказал:

— Приезжай, не бросай, не забывай нас!

Она стала нужным человеком.

Зная, что она любит это, ребятишки насовали ей полные руки цветов и птичьих перьев.

Потянулись кочковатые болота, каменные завалы, подъемы, спуски. Погода была переменчивая, истинно лапландская. То веял теплый южак, незакатно сияло солнце, вечным сказочно-райским покоем золотилась гладь озер, в сиреневое, голубое, фиолетовое тончайших оттенков наряжались лесисто-скалистые горы. То дула холодная северная «морянка», заволакивая все плотными низкими облаками, хлестала дождем, снегом. Разволнованные, разгневанные озера кидались с боем на свои каменные берега.

Ксандра душой и сердцем была уже дома, на Волге, и на этот раз меньше поддавалась окружающему, чем Колян. Шла, мокла, мерзла, дрогла молча. Ела без разбора, что доведется. А Колян был весь тут, и всякая перемена трогала его: когда радовала, когда печалила. Правда, и он не жаловался, а все изливал только в песнях. Порой громко, порой тихо, и с гуслями и без них, порой одним мычаньем, оставляя слова несказанными, в мыслях.

На станции Оленья, когда до поезда было меньше часа, он вдруг сказал Ксандре:

— Я хочу спеть тебе на прощанье.

— Что ж, пой.

— Отойдем немножко!

Отошли в безлюдный лесок к озерку.

— Слушай, Ксандра! — И Колян, перебирая гусли, запел, что давно уже обдумал, но не решался высказать:

— Мы и так вместе. Зачем нам становиться горой, водой? — недоуменно проговорила Ксандра.

Наступил для Коляна самый подходящий момент сказать: «Ксандра, не надо становиться ничем таким, стань моей женой». Но не сказалось.

Ксандра уехала в Мурманск, Колян пошел обратно в Веселые озера. В Мурманске она пробыла всего несколько часов: сдала в отдел народного образования список желающих ходить в школу и стала просить, чтобы позаботились о школьном помещении; если не могут построить новое, то расширили бы как-нибудь прежнее. Крепость, как называла Ксандра про себя заведующую отделом сельских школ, сказала:

— Строить у вас новое в ближайшие годы не будем, вы не попали в первую очередь. Расширяйтесь, как другие, за счет местных ресурсов!

— Каких?

— Займите дом попа!

— У нас нет такого. Ближайший поп в Ловозере.

— Дом лавочника.

— Тоже нет. Ближайший там же, в Ловозере.

— Обратитесь в сельсовет!

— И этого нет, и этот в Ловозере.

— А что же у вас? Совсем нет Советской власти?

— Есть один член сельсовета, Оська. Но он такой охотник, такой бродяга, что его никогда не увидишь, как солнышко полярной ночью.

— И все-таки добивайтесь там, на месте! — отчеканила Крепость.

Чтобы успокоиться и скоротать время до поезда, Ксандра зашла к Люде Крушенец. Прозвище мужа пристало и к ней. Свидание получилось неприятным. Сразу после «Здравствуй!» Люда спросила:

— Милая Ксандрочка, нет ли у тебя тех бумажек?.. Помнишь, отоваривали вместе?

— Нет. Я еду домой и теперь ни о чем не стану хлопотать.