Адександр Можаров - Смешные и печальные истории из жизни любителей ружейной охоты и ужения рыбы

ихаил Илларионович Кутузов — абсолютный тезка и однофамилец великого полководца — состоял в каком-то отдаленном родстве с последним. Скорее всего, придумал это его дед, учитель истории в средней школе, бредивший всю свою жизнь героями 1812 года. Назвав сына Илларионом, тщеславный старик мечтал о внуке, а когда тот явился на свет, потребовал дать ему имя Михаил, не подозревая, какими комплексами награждает мальчика. Только домашние называли Мишу по имени, для остальных он с ясельного возраста был только Кутузовым. И чем старше он становился, тем все больше оттенков разной степени иронии вкладывалось в произношение его фамилии, вплоть до откровенно издевательского:

— Ну, ты! Ку-тузов.

Миша рос худым, болезненным, да и слово рос не слишком верно характеризует процесс его взросления. Он был маленьким. Все это не только привело к замкнутости мальчика, но и породило в его душе два устойчивых рефлекса: недобрый прищур, когда при нем вспоминали о дедушке, и легкое подрагивание нижнего века у левого глаза, когда речь заходила об истории отечества. Героев войны двенадцатого года и декабристов он знал и ненавидел поименно. Задумчивость и рассеянность не мешали Мише учиться очень хорошо, и, если бы не физкультура, он стал бы круглым отличником. С упомянутой разновидностью культуры Миша был не в ладах и, например, подняться по канату до самого потолка в спортзале ему удалось лишь один единственный раз в жизни. Там, в вышине, «под куполом» ему следовало коснуться, как это делали другие, потолка рукой и с победной побелкой на пальцах спуститься к товарищам. Но им вдруг овладела задумчивость, и Миша впился глазами в прочный стальной крюк, на котором висел канат. Заподозрив неладное, учитель посоветовал ему скорее спуститься вниз, но Миша, отчаянно глянув на замерших внизу однокашников, снова устремил взгляд на предмет своего интереса, потом перехватился за него левой рукой, расслабил ноги и свободной правой снял с крюка канат. Как он объяснял потом, ему было интересно, хватит ли у него сил сделать это. Сил хватило как раз на то, чтобы снять, но удержать его он оказался не в состоянии. Канат, будто парализованная кобра, безвольными кольцами шумно сгрудился на полу. Расстояние в пять с небольшим метров учитель преодолел в считанные секунды по параллельному канату, и это спасло любопытного экспериментатора от возможных травм конечностей. Правда учителю стоило большого труда оторвать намертво вцепившегося в крюк левой рукой Мишу. Спустив ошалевшего мальчика на пол, физкультурник вытер со лба холодный пот и смог только произнести:

— Ну, ты Кутузов и Кулибин!

Благоприобретенная способность к мертвой хватке при страхе высоты однажды чуть не привела Мишу на больничную койку и заставила уже в ранние годы определить свое незавидное место на общем празднике жизни. Случилось это зимой. На каникулы к кому-то в их доме приехала необыкновенной красоты девочка с поэтичным именем Зина. Все ребята сразу же втюрились в это романтическое создание и принялись демонстрировать свою ловкость и отвагу, прыгая с высоких ступенек пожарной лестницы в сугроб. Шансы Кутузова в овладении вниманием Зины измерялись величинами из отрицательной области шкалы успеха. Тогда он подумал и догадался взять свое высотой полета. Забравшись вдвое выше других, то есть почти на уровень третьего этажа, и обратив таким образом все внимание на себя, Миша решительно прыгнул под общий «ах». Как бы закончился его полет, никто уже никогда не узнает, поскольку левая с равнодушием навесного замка продолжала держаться за лестницу. Под дикий и обидный хохот Миша весь в слезах, с мгновенно опухшей в плече левой кое-как спустился на землю и прочел в насмешливом взгляде красивых глаз Зины краткую и оттого еще более выразительную поэму о судьбе неудачников. В тот миг он понял, что его жизненная нить никогда не пересечется со спортом и красивыми девушками.

Как-то на день рождения родители подарили сыну простенький микроскоп «Юннат», и он взялся с интересом рассматривать срезы различных растений. Заметив, как это коробило дедушку, определившему внуку один единственный путь в жизни — путь историка, Миша посвятил новому занятию все свободное время, и, в конце концов, увлекся анатомией растений, да и вообще ботаникой всерьез. Окончив школу, он легко поступил на биологический факультет университета, и, блестяще защитив через пять лет дипломную работу, остался волею судьбы и профессора Полуэктова — близкого знакомого мишиного дедушки, работать на кафедре ботаники. По иронии судьбы тема его диплома, а затем и кандидатской была связана с историей ботаники и почвоведения в России. Судьбе же угодно было остановить его продвижение по служебной лестнице на звании доцент кафедры. Докторскую ему так и не удалось продвинуть дальше стадии предзащиты.

Но Кутузов не роптал — работал, учил студентов, ездил с ними на картошку и летнюю практику на биостанции у Старой Пустыни, переделывал-перекраивал диссертацию, а свободное время посвящал любимому с некоторых пор занятию — рыбной ловле.

К нам его привез как-то летом Владимир Петрович и представил, как интересного человека и умного собеседника. Интересный человек и умный собеседник был невелик ростом, лыс и смотрел на нас каким-то давным-давно, еще в детстве, потухшим взглядом. Его обширную блестящую лысину компенсировала солидная, как у старовера, борода с проседью. Хотя он был заметно старше нас, представился как Миша.

Вечером, когда гости собрались за столом, Миша очень скоро опьянел, пустился в откровения, рассказал свою историю, путая вещи, которыми гордится и которые ненавидит. Барсик сразу же взял его под свое покровительство и, будучи уже изрядно пьяным, принялся обещать, что даст ему завтра ведро салатной краски, если она Мише нужна. Миша, как мог, отказывался, поскольку ему не нужна была салатная краска, да и какая-нибудь другая тоже. Но Барсик настаивал, и Миша наконец согласился взять у него завтра краску.

Утром Барсик страдал от головной боли и от стыда — ему негде было достать ведро краски. Он избегал мишиного взгляда, но тот тактично не вспоминал ничего про вчерашний уговор, и Барсик, опохмелившись, решил хоть как-то ему услужить.

— А может, пойдем карасей половим, — заискивающе предложил он после завтрака Мише.

— Я собственно… Как бы не владею ситуацией… — неопределенно промямлил Кутузов. — Хотя предложение мне кажется соблазнительным, и если оно не вызовет дискуссии, то, пожалуй…

— Вот и заметано, а я перловку запарю, едри ее в конский базар, — радостно закрепил договор Барсик.