Иван Мележ - Метели, декабрь

Башлыков выхватил карандаш и стремительно подчеркнул наиболее важное: «…которые до сих пор топчутся… и не принимают решительных мер против кулака», «представители правого уклона на практике будут фактически саботировать», «сплошь и рядом сидят и в колхозах, и в партячейках, и особенно в сельсоветах», «решительное преодоление их сопротивления — одно из необходимых условий быстрого и твердого проведения»…

…Ощутил в себе прилив радости: каждая строка подкрепляла его линию, подтверждала его партийное чутье. Он с тем же рвением вчитывался дальше, но тут пошло другое, которое разбередило тайные сомнения, вселило тревогу: «Существует и другая опасность. Необходимо с самого начала предостеречь от попыток возможных административных перегибов, от попыток замены и подмены администрированием самодеятельности бедняцко-середняцких масс в деле ликвидации кулачества…» «И нужно решительно предупредить малейшие тенденции распространения тех мероприятий, которые партия проводит против кулачества, и только против кулачества , на середняка…»

Путало мысли его предупреждение, что могут найтись товарищи, «которые пожелают практически поставить вопрос о раскулачивании вне районов сплошной коллективизации». После рассуждения о том, что темпы коллективизации в разных районах страны разные и, значит, разная политическая обстановка, снова подкрадывалась мысль, что ликвидация кулачества может вестись только в районах сплошной коллективизации, что для других районов остается в силе прежний лозунг отмежевания и вытеснения кулачества.

Конец статьи, как и начало, захватывал бодрым, боевым настроением: «За двенадцать лет мы поднялись далеко вперед, на высшую ступень. И на этой высшей ступени мы даем последний и решительный бой остаткам капитализма в нашей стране… В этом бою мы победим … Партия сумеет с непоколебимой большевистской твердостью и выдержкой это дело довести до конца».

Башлыков, как очень важное, подчеркнул эти строчки и стал собираться.

…Когда он потом в дороге вспомнил статью, душу охватило уныние. Уныние, вызванное той неясностью, которая осталась после чтения, после разговоров о разной политической обстановке и разных методах борьбы с кулаком. Тревожило предостережение от перегибов, о подмене администрированием самодеятельности масс. Все это вызывало в душе противоречивость, которая путала все.

Самодеятельность масс… В душе Башлыков не то что слабо, а можно сказать, почти не верил в эту самодеятельность. Он был убежден, что надежда на нее, на самодеятельность, в сущности, чистый оппортунизм, он так бы и сказал, если б не газета. И, как ни был высок авторитет газеты для Башлыкова, он не мог отвязаться от мысли, что там есть пункты, которые могут быть использованы разными маловерами, охотниками топтаться на месте, а то и врагами, которые обрадуются такой поддержке.

Стремясь, как всегда, к ясности, определенности в мыслях, поймал себя на том, что самое важное сказано в начале статьи. Там, где говорится о засилье правых саботажников, о той, что необходимо решительно отбросить их, твердо вести линию на ликвидацию кулачества. «Не назад, а вперед» — вспомнил он название статьи, увидел в этом как бы весь смысл. Вперед быстрыми темпами.

Чутьем своим понимал, что статья эта предсказывает: начинается бой с кулачеством. Видимо, по этой причине и вызывают в округ, и, значит, в Мозыре ожидает не отчет, не обычное совещание, а совещание перед боем, перед последним и решительным наступлением.

События в местечке, где свои драмы, страсти, проблемы (Башлыков — Апейка — Харчев и т. д.), и события в деревнях (Глинищах, Куренях) в планах-набросках Ивана Павловича все время следуют одно за другим; как в зеркале (увеличительном) отражается в деревнях то, что делается, завязывается в Юровичах, в Минске, что приносят газеты.

Вот наброски из главы, которая названа «Жизнь в мест[ечке]».

На полях: Апейка говорит, что комиссия в выводах на стороне Башл[ыкова], что Ап[ей]ку будут слушать. Первый недоволен. Апейка предчувствует, что ему влепят. Что только? Беспокойство. Буду обороняться. Докажу. Слабая позиция. Ветер в лицо ему, в спину Башл[ыкова].

Едва вошли, Башл[ыков] приказал дежурному позвать Мишу. Когда тот появился, попросил созвать членов бюро.

— Завтра на десять всех секретарей ячеек и председателей сельсоветов.

Он был радостно взволнован. Полон желания действовать. Взволнованный, но, пожалуй, более суровый, расхаживал по комнате Харчев.

После совещания все по сельсоветам, к вечеру сходы бедноты. Вынести решение и сразу приступать.

— К вечеру навряд ли удастся, — сказал Апейка. — Люди могут быть в отъезде.

(Создать комиссию по раскулачиванию.)

Местных активистов-комсомольцев — мобилизовать. Кудрявец Миша.

Наедине Б[ашлыков] думает о Ганне. Перед списками раскулач[иваемых] тоже. Намеренно — твердость. Не поддаться глупой мягкотелости.

На бюро.

Башл[ыков] весел, все время подъем. Как наступление, и он командир. Башл[ыков] информирован о том, что было в окружкоме. Завтра совещание с утра. Распределили членов бюро по сельсоветам.

Еще продолжалось бюро, когда во дворе послышались голоса. За Харчевым в соседнюю комнату ввалилась шумная толпа.

(На полях: местные активисты-комсомольцы, молодежь. Радость, смех, кипение. Миша.)

Члены бюро. На бюро. Важное сообщение: совещание секретарей партячеек с/с [сельских Советов], уполномоченных по раскулачиванию. Историческое, можно сказать, совещание.

Съезжались сани, возки. Первые заворачивали во двор, устраивались там. Двор был небольшой, последние останавливались у изгороди на улице.

Привязывали коней к изгороди, бросали сено лошадям и один за другим направлялись в здание. В тесном коридоре толпились в кожухах, ватниках, пальто. Крючков на вешалке свободных быстро не стало, начали сбрасывать одежду на стол в углу. Кое-кто входил одетый в зал заседаний.

По всему зданию шел оживленный разговор, временами взрывался смех. В этом гомоне можно было увидеть раскрасневшихся с мороза Миканора, Дубодела. Миканор встретил знакомого, тихо заговорил с ним. Гайлис, во френче, суховатый, собранный, сразу втиснулся в кресло в зале ожидания. Дубодел ходил, искал, громко здоровался, казалось, не знал, куда приложить силу…

В коридоре появился Миша, хозяйским взглядом окинул зал, поздоровался за руку с теми, кто оказался ближе. Он живо вернулся в коридор и тут столкнулся с Башлыковым. Башлыков нетерпеливо спросил: кого еще нет? Миша, который на людях вел себя особенно церемонно, ответил, что нет только из Тульгович, но они выехали…

Наконец приехали из Тульгович, и в небольшом зале заседаний райкома опустилась тишина. Тишина важного совещания: все, кто был здесь, уже знали, какое событие предстоит им обсудить. И какая ответственная задача перед каждым из них будет поставлена.