Харий Галинь - Повести писателей Латвии

— Я умру здесь, в этом кресле, ты никуда меня не уведешь, — устало проговорила Арика. Вид у нее и в самом деле был жалкий, она сидела, ни на секунду не отрывая глаз от стены.

— Дорогая, я запрещаю! — Арнольд решительно шагнул к жене, взял ее под руки, приподнял. Руки Арики точно плети опустились ему на плечи. — Арика, мы теряем драгоценные минуты. Пока мы пререкаемся, время идет… Могли бы наскоро пообедать, ты не можешь постоянно находиться в комнате Увиса, это производит на тебя гнетущее впечатление!

— С чего ты решил, что время обедать? И давно ли мы тут сидим? Когда ты все это начал?

— Я приехал под вечер девятого мая, здесь еще крутились твои Харро и Лиесма. Я торопился на работу… Сначала они ушли, а потом… Потом ты стала на меня кричать!

— Не сдержалась, прости, тебе легко говорить, ты только узнал об исчезновении Увиса и первым набросился на меня.

— Не будем искать первого, по-моему, мы оба говорили в повышенных тонах. Твои платки промокли от слез. Меня одно интересует: сколько прошло со времени первого сеанса, с тех пор, как я начал…

— Можно лишь гадать, все твои электрические часы остановились, телефон отключен, телевизор не работает, радиоаппараты молчат! Объясни мне, что это значит, даже распахнуть окно, позвать соседа и то не можем! Над нами прямо какой-то купол возведен, мне страшно… Ты начал первый, ты во всем виноват, ты меня убедил, что мы их видим! Это же самый настоящий самогипноз.

— Мы живем ожиданием очередного сеанса, до остального нет дела, только вот чего я не пойму: как они там измеряют время. Увис в конце сеанса подает нам какие-то странные знаки. Никак не соображу, что они значат.

— С чего ты решил, что сеанс начнется через полчаса?

— Арика, мне хотелось тебя успокоить, лучше, если будешь ждать и верить, что именно через полчаса… Ждать и верить — что нам еще остается!

— Никуда я не пойду, слышишь, никуда, буду здесь сидеть и ждать. Ты начинаешь меня обманывать, а это ужасно.

— Хотел как лучше, дорогая… — оправдывался Арнольд. — Что толку смотреть на стену, когда на ней ничего нет.

— Сеанс может начаться в любой момент. Я тебе больше не верю. Ты не можешь запретить мне ждать! — Арика вытянула ноги и откинулась на спинку кресла. На мгновенье прикрыла глаза, с большим трудом раскрыла их вновь и продолжала смотреть на стену, где полчаса тому назад проходил сеанс. Увис его начал словами: «Говорит Нортопо, говорит Нортопо, говорит Нортопо». Слова Увиса звучали с металлическим призвуком, с трудом можно было узнать голос сына, с большим трудом. Поверить этому Нортопо! Едва различимым силуэтам, порхавшим по стене!.. Не бред ли это от переутомления? Проделки Арнольда, дурацкий гипноз!

— Я все же пойду на кухню, что-нибудь выпью. Тебе принести, Арика?

— Мне все равно.

— Не смотри на меня так, очень не хочется оставлять тебя одну, давай трезво подумаем, мы столько уже друг на друга кричали, столько пререкались…

— Можешь набить свое пузо, и все же ты ничего не сможешь мне объяснить! — устало укоряла Арика.

— Сама видишь: это выше человеческого понимания!

— И не нужно ничего понимать. Честное слово, я ничего не хочу понимать! Мне нужен Увис сейчас же, без промедления!

— Арика, прошу тебя, говори спокойнее, нам следует приберечь свои силы, чтобы выдержать. Поверь мне, наши желания совпадают.

— Не уверена, Арнольд. Во время сеанса ты преспокойно занимаешься всякими изысканиями, почему ты задаешь эти нестерпимые научные вопросы?

— А ты вообще не задаешь никаких вопросов, как только появится Увис, ты заливаешься слезами. Затем каменеешь, слова не можешь вымолвить.

— Я не железная, Арнольд.

— Я тоже не железный, Арика. Сейчас мы начнем спорить, кто из нас больше любит Увиса — ты или я, я или ты!

— Прошу тебя, не говори о любви!

— Почему?

— Ты никого никогда не любил.

— Арика, да как ты можешь говорить такое? — воскликнул удивленный Арнольд. Замечание больно задело его.

— Ты во что бы то ни стало пытаешься во всем разобраться и выспрашиваешь у него всякие глупости. По-моему, Увис постоянно изучает нас. Откуда он узнал про «котика» и «кошечку»?..

— Надо было лучше прятать фотографии!

— У нас в квартире ничего невозможно спрятать от Увиса, у тебя для него не существует никаких запретов.

— Мальчик должен себя чувствовать свободно, не хочу сковывать его инициативу.

— Сам видишь, что вышло из этого! Теперь можешь порадоваться «инициативе»!

— Он сыт по горло твоим постоянным надзором, твоей опекой, был бы я дома…

— Арнольд, если ты намерен продолжать в таком же духе… — в отчаянии пригрозила Арика.

— Прости, дорогая, мы попросту переутомились, у меня от голода кружится голова!

— Я не держу тебя, ступай на кухню, где тебя ждут тридцать восемь твоих кухонных чудо-аппаратов, и приготовь себе что-нибудь!

— Они все вышли из строя! — сокрушенно вздохнул Арнольд.

— И даже те, что я тебе дарила ко дню рождения, взбунтовались! — зло усмехнулась Арика. — Как-никак ты дежурный электрик! В конце концов, что здесь происходит?

— Ничего не понимаю, Арика.

— Никогда не видела тебя таким растерянным. Ты всегда умудрялся найти выход. Тебя всегда выручал какой-нибудь блат. Где теперь твой всемогущий Монвид Димант?

— Ничего не понимаю, дорогая, мы в своем несчастье совершенно изолированы от внешнего мира, это ужасно!

— Арнольд, поцелуй меня! — вдруг попросила Арика.

— С чего вдруг?

— Хочу посмотреть, как ты это сделаешь…

— Не мучай меня, Арика, прошу тебя, нам и без этого нелегко.

— Поцелуй! — приказала Арика.

Арнольд поднялся со своего кресла, обеими руками взял Арику за подбородок и чмокнул ее в сухие губы. Арнольд почувствовал их дрожь. Неужели губы Арики сейчас единственный хронометр в их сумрачной квартире? Нужно было действовать, но как? Стена и ожидание сеанса держали их в плену: хоть что-нибудь еще узнать про Увиса…

— Перестань, ты мне делаешь больно!

— У тебя потрескались губы, я принесу крем из спальни…

— Не уходи, пожалуйста, не надо!

— Соберись с силами, Арика, в любой момент может начаться сеанс, они нас видят так же хорошо, как и мы их, нам надо выглядеть бодрыми.

— Сомневаюсь, есть ли у нас еще спальня!..

— Да почему же нет, мы спим в соседней комнате.

— Ты в этом умерен?

— Перестань!

— Зачем мы мелем всякий вздор, вместо того чтоб говорить об Увисе?

— Скоро он сам заговорит с нами…

— Я запрещаю тебе называть его Нортопо, меня мороз по коже продирает, как только вы занортопуете!

— Как скажешь, Арика, — уступил Арнольд, — просто так легче, и боюсь ему возражать. Боюсь задеть его самолюбие. Увис должен себя чувствовать во время сеанса совершенно непринужденно, будто ничего не произошло, и мы втроем находимся в его комнате… В последнее время Увис стал таким чувствительным, ты заметила, как он вырос?